10. Попытка выяснить, что такое великий дар
«То, что зовется божественным даром,
Людям дается трудом, а не даром»
(Кажется, Геракл, но я не уверена)
Утро по традиции началось с появления доносчика. На этот раз он не стал задерживаться и пялиться на меня как на экспонат кунсткамеры, быстро поставил на стол завтрак, забрал грязную посуду и улетел. Я даже не успела спросить, как он разобрался с теми тремя листочками.
Очень хотелось достать из тайника тетрадку и почитать. Увы, увы. Едва я вылила компотик в чашку с шариками и закрыла крышку, чтобы число белых пятен не умножилось, как в каморку ввалился Алекол.
Да святится святое трио! бодро объявил он и прочертил над моей головой спираль-шапочку.
Это безобразие будет повторяться ежедневно? уточнила я.
Ты должна ответить на приветствие, сказал он и пожал плечами: а ты, мол, как хотела.
Привет, буркнула я и принялась за еду.
Ты ответила неправильно, занудел он. Надо сказать «да святится».
Да! Святится! рявкнула я.
Он искренне удивился:
Ты чего такая нервная? Плохо выспалась? Не верю! Достопочтенный Руби тщательно заботится, чтобы в стенах замка все, кто не занят тяжелым трудом, имели глубокий сон и покойный отдых.
Я поперхнулась. Откашлялась и спросила:
А это Можно только работать или спать? Просто так посидеть с книжкой или там шарфик связать нельзя?
Если это не твой талант нельзя, серьезно ответил Алекол.
Прости, не поняла. Чтобы читать книгу, нужно иметь талант к чтению книг?
Изумлению моему не было границ.
Конечно, кивнул мужчина. Хотя, не надо воспринимать все так прямолинейно. Но зачем, например, культурникам книги по магии? Или магам по искусству? Это отвлекает от развития великого дара. А если ты не развиваешь великий дар, то твой а-мул чахнет, и ты превращаешься в обычного хооза. Ты просто-напросто пустишь Каалу под хвост свой талант. Это совершенно недопустимо. Талант надо развивать и углублять.
Так, стоп.
Я жестом попросила Алекола обождать, выхлебала остатки и спросила:
Что такое хооз и а-мул?
На всякий случай встала и как бы невзначай загородила дверь. Например, если Алекол вдруг вспомнит про неотложные дела и захочет сбежать, не соизволив ответить.
Он ответил.
А-мул это великий дар. Хооз человек без дара, хозяйственный работник. Бесправный, не имеющий никаких привилегий.
Тоже мне, объяснил. Масло масленое.
И каким образом вы узнаете, что человек утратил дар? продолжила я расспросы. Может, его дар просто э-э-э уснул, затаился на время, а вы его в хоозы.
Утрату дара нельзя не заметить, сказал Алекол. Прежде всего, коол-аидр, или носитель дара, сам замечает гибель своего а-мула. А уж потом это становится очевидным для окружающих.
Я запуталась окончательно. Как человек может заметить гибель дара? Непонятно. Вчера он, к примеру, умел писать стихи, а сегодня вдруг раз и как отрезало: ни рифму подобрать, ни ямба от хорея отличить не в силах. Так, что ли? Не верю. Есть поэты, по два года не пишущие ни строчки. Сама такого знала когда-то.
Примерно это я и сказала Алеколу. Тот усмехнулся:
Писать стихи это не дар. Их и хоозы ваять могут. А вот иметь при этом а-мула, который является постоянным вдохновителем, да к тому же дает определенное положение в обществе дар, да еще какой.
Он что, материальный, этот ваш дар? Браслет какой-нибудь? Серьга в ухе?
Алекол рассмеялся, но ничего не ответил.
Нет, не браслет, конечно, и не серьга их ведь развивать нельзя. Да и погибнуть они не могут.
Так что же такое этот ваш великий дар?
Тебе этого знать необязательно, отрезал Алекол. Во многих знаниях, как говорится в вашем мире, есть многие печали.
Ага. Скажи еще много будешь знать скоро состаришься.
Пока понятно лишь одно: тайну дара он не раскроет. Почему?
Ладно, зайдем с другой стороны:
А у тебя есть дар?
Нет. Я культурник. Служу культу Великого Каала.
Значит, ты хооз?
Тоже нет. Культурники отдельная прослойка населения. Они сами по себе, не коол-аидры, ни коол-хоозы.
Ладно, пусть так. А у меня есть дар?
Он снова рассмеялся. Ответил:
У тебя его тоже нет. Знаешь, почему? У женщин не может быть аидр-мулов.
Даже у ведьм?
Он прекратил улыбаться. Ага, я, кажется, попала в точку.
Все, лекция окончена, сказал он сухо. Пропусти меня.
Я не двинулась с места.
Он повел бровями:
Тебе что, не надо сегодня работать?
Ой, надо, надо. Тут он прав. Работы вагон и маленькая тележка. Пришлось посторониться. Алекол шагнул в проем, но остановился и сказал:
Завтра приду в последний раз. Потом сама будешь приходить. Мой павильон находится в саду.
А мне можно? удивилась я.
К культурникам можно приходить всем. И всегда. Но ты заходи утром.
Я подумаю, сказала я, совершенно точно зная, что никуда приходить не собираюсь.
Алекол удалился. Я рассовала по карманам тряпки, взяла швабру и ведро с водой интересно, откуда оно появилось? Наверное, Кари принес, пока я спала и отправилась в зал, тот самый, проходной, с психоделическими картинами на стенах.
Вот же странное дело. На этот раз мне не понадобился проводник. Я совершенно точно знала нужный маршрут. Третий поворот направо, потом второй налево, потом два раза направо и один раз налево. Все. Дошла. Неужели мой топографический кретинизм поддается корректировке? Чудеса, да и только!
Зал, несмотря на вычурность и помпезность, мне нравился. Он был оазисом в каменном лабиринте коридоров, ярким пятном среди мрачного камня. Светлым, блин, лучом в темном царстве. Как бедняжка Катерина из «Грозы». И сейчас мне предстояло сделать его еще более светлым.
На подоконнике пыли мало, видимо, здесь кто-то вопреки заверениям Кари иногда вытирал. Не исключено, что своими штанами. Подоконник в зале широкий и невысокий, выполненный из единого монолита светло-розового полупрозрачного камня. Похоже на кварц. Интересно, удобно ли на нем сидеть? Я тут же проверила. Удобно!
А за окном
Я тут же забыла про уборку.
За окном раскинулся замковый парк. Ух, какой огромный! Эх! Ровными рядами вдоль дорожек, выложенных камнями, росли кусты и деревья. На круглых и прямоугольных клумбах бушевало яркое разноцветье. Я поискала глазами домик Алекола. В дальнем углу сада за деревьями просматривалась какая-то крыша. Наверное, это он и есть.
Прямо под окном маячил какой-то тип в черной кожанке с металлическим заклепками, эдакий средневековый металлист. Впрочем, не металлист на его поясе я заметила ножны. Наверное, стражник. Я постучала в стекло и помахала рукой. Он заозирался, увидел меня, отшатнулся и сделал рукой тот же жест, что Алекол спираль в воздухе. Осенил меня, значит, круговым знамением. Я показала ему язык, слезла с подоконника и отправилась скрести, мыть и вычищать.
В принципе, работа предстояла несложная. Как я уже говорила, грязи как таковой не наблюдалось, лишь такая же мелкая крошка, как и вчера в коридоре. Надо попросить у Кари перчатки, вспомнила я, иначе все руки изрежу некоторые мелкие камушки тут тоже были весьма острыми. Я аккуратно собирала их мокрой тряпкой и прополаскивала ее в ведре. Несмотря на предосторожности, ладони уже слегка саднило.
Абстрактные картины так и притягивали взгляд. Нет-нет, да и поглядывала на них. Что за местный Кандинский эдакую психоделику изобразил? Определенно, у него имелся дар. Я в очередной раз скользнула взглядом по живописи, и вздрогнула. Узор на одной из картин, синей, прямо на моих глазах чуть-чуть изменился спираль, расположенная в центре, закрутилась немного туже. Я потерла глаза, проморгалась. Показалось или нет?
Постояла, понаблюдала. Больше никаких движений не заметила. Наверное, показалось.
За диванчиком, аккурат у стены, валялись несколько скомканных бумажек. Я попыталась отодвинуть диванчик. Ничего не вышло, даже на миллиметр не сдвинула. То ли он намертво приделан к полу, то ли слишком тяжел. Пришлось подтыкать подол и, расплющившись, забираться под диван.