Или же вы полагаете, любезный друг, что наши равнинные товарищи в самом деле почти ничего не знают об обстоятельствах, приведших нас на одну сторону в этой войне? О, все они прекрасно знают, уверяю! Даже если тактично делают вид, что нет. Верно же? И о моих делах в Брамстоне не судачил при дворе только ленивый!
Нет, ну конечно, отрицать подобное и в самом деле невозможно, буде все это знают, но уверяю, лично я ни в каком разносе никаких сплетен не участвовал, доверительно прижав руку к груди, промолвил Марх. Светлые бесцветные, вернее глаза его при этом полнились совершенно искренним участием. И, смею уверить так же, мой друг Талврин тоже не питает пристрастия к сплетням.
Вы не поняли, сиятельные князья, Уаллэн одним глотком осушил кубок, что крутил в руках, и снова в упор взглянул на равнинных, все так же чуть иронично. Я совершенно не считаю этот факт своей жизни зазорным. И я горжусь, что смог и вернуть по старым счетам сполна, как должно, и сделать для своей родины то, о чем так долго мечтал. Как и горжусь знакомством со всадником!
Те неловко замялись, Талврин буркнул что-то не слишком разборчивое, но отчетливо досадливое. Страдальчески прикусивший было губу Марх перехватил инициативу разговора у того, и каким-то чудом вывернул беседу снова на обмен любезностями и уверения во взаимном уважении, на чем две компании, к вящему облегчению обоих сторон, разошлись.
А они тебя боятся, Уаллэн, заметил совсем тихо Хакон, все это время разыгрывающий молчаливое изваяние. И правильно делают.
Нет. Они боятся Имбара, и при чем гораздо больше, чем меня, моего брата или племянника, покачал головой тот. Потому что вы, Горскун, отдельная сила. И, как все видели, сила немалая.
Мы же на вашей стороне, развел руками Амир.
Да, для меня. Для клана Конрэй тоже. И даже для самого Мааркана. А вот для них всякий, кто не свой, тот потенциально подозрителен. Впрочем, любой горный для них тоже не свой.
Друзья, хватит о политике, успеется еще! Кинн уволок откуда-то серебряный узкогорлый кувшин с вином, и принялся наполнять опустевшие полностью или наполовину кубки. За вечер столько политических речей сказать придется тебе, брат, в первую очередь, да и Амиру тоже наверняка! так что давайте не будем усердствовать заранее. Лучше послушайте, кого я тут с крайморскими гостями намедни видел!
Кого это?
А помните того чудаковатого ученого, которого Амир притащил из южных предгорий? Смешной такой, кудрявый, чуть рыжеватый, и бородища нечесаная, как у охотничьего терьера! И пить не умеет совершенно еще Как там бишь Тэм, да?
Тэммар Неболтливый, негромко подсказали ему из-за спины.
Вот его и видел! Кинн взмахнул свободной рукой, словно подтверждая свои слова.
Да иди ты! не поверил Амир, да и остальные северяне поддержали его недоверие.
Этого только еще не хватало, нарочито холодно протянул Уаллэн. Видно было, что еще немного и он рассмеется тоже.
Да точно говорю!
Кинн, вечер только начался, а ты уже надрался, да так, что всякое непотребство мерещится, все так же холодно, изо всех сил пряча рвущийся наружу смех, продолжил глава клана.
Амир не выдержал, прыснул.
Следом рассмеялись все остальные, обмениваясь диковинными предположениями, чего еще и где Кинн мог повстречать после еще кувшина вина. При чем сам шутник предлагал самые причудливые версии и хохотал громче прочих. Пошутил ли Кинн, или незадачливый исследователь вновь вернулся в Гаэль, никто так на самом деле и не узнал.
А тем временем вечер шел к своей кульминации.
Все собравшиеся потихоньку потянулись из дворца на площадь сама коронация должна была состояться перед как можно большим числом народа и под открытым небом.
Вечер за стенами замка наливался густой синевой, и первые звезды проклевывались искристыми зернами в темно-голубой акварельной глубине. На площади горели факела, освещая широкий круг близ высокого помоста, застеленного коврами цвета старого вина. Из распахнутых ворот дворца выдвинулась процессия с королем Леоном во главе он шествовал по узкой дорожке, выстланной все такими же яркими цветов его клана коврами. Народ приветствовал своего государя восторженным гулом, но тот очень скоро стих осталась только густая, растекающаяся, точно свежий мед, мелодия, что выводили музыканты, ждавшие своего часа в самой густой тени близ помоста. Гулкий рог, деревянная флейта, еще что-то незнакомое сложная и тягучая, она заставила вслушиваться, замерев, в каждый звук. Лорд Леон Мааркан шел нарочито медленно, каждым движением вторя музыкальному рисунку. Когда напев стих до едва различимого, государь уже поднялся на возвышение и, повернувшись к народу, снял свою прежнюю корону простой обруч с редкими зубцами, корону только восточных земель. Неведомо откуда точно из мешанины факельных отсветов и теней сгустился близ государя жрец алое с белым, черная сердцевина.
Скорее всего, он просто стоял там с самого начала но просто казался незаметным до поры по собственному желанию. У ног жреца курилась душистым можжевеловым дымом круглая жаровня, а в руках покоился тяжелый темный ларец с резной крышкой. Жрец заговорил вроде бы негромко, но услышали его абсолютно все, до того всепроникающим оказался глуховатый низкий голос жреца.
Народ Гаэли! В темное время из пучины бедствий нас вывел к свету и миру путь, что был указан Кровавым Солнцем! Хищника, покусившегося на нашу землю, одолел Охотник и были мы стрелами на его тетиве, острием его копья, звуком рога, отправляющего в атаку темное глухое время позади. И теперь я, Идущий Следом за Сокрытым, по воле его объявляю новый Император всходит на трон! Тот, у кого достало храбрости внять пению рога. Тот, у кого достало сил пойти против тени небытия. Тот, кто вспомнил о своем народе, кто собрал вас всех, кто вспомнил о родичах, о самых сильных воинах Гаэли, о своих обязательствах пред ними и внял голосу кланов. Кто был достаточно мудр, чтобы не противиться начертанному но и не склонять головы под дланью неизбежности. Король восточных земель Леон, лорд Мааркан!
Названный медленно опустился на одно колено.
С негромким щелчком открылся запирающий ларец замок. Откинулась крышка.
Жрец вынул из ларца венец в отличие от короны Леона, он был составлен сплошь из плавных причудливых изгибов металла и ярких брызг алых камней, искусно вплетенных в эту вязь.
Ты теперь Император всей Гаэльской земли! возвестил жрец, опуская венец на темные, чуть волнистые волосы государя. Поднимись и приветствуй народ!
Император теперь уже Император Леон поднялся, положил прежнюю корону в тот же самый ларец, и обернулся к собравшимся:
Мой народ! Без всех вас этот путь был бы невозможен! Так давайте же и впредь будем столь же крепки своим единством! Слава нашей земле и Сокрытым, что берегут ее!
Сла-а-ава-а-а-а! Слава Императору! Слава Гаэли! Слава Сокрытым! Глойре! Глойре! Глойре! грянуло в ответ на сотни голосов.
Жрец спустился с возвышения первым. Отдал ларец старшей дочери короля, прошествовал к пылающему в центре площади костру, к которому уже подвели жертвенного быка. Вознеся положенные обращения к богам, оборотился к животному положил ладонь на широкий лоб, и бык сам стал на колени и наклонил голову. Быстрым взмахом клинка того самого, с костяной рукоятью жрец перехватил быку горло и подставил под горячую струю чашу. Черная в сгущающихся сумерках кровь была выплеснута в огонь и тот занялся еще выше, означая, что жертва принята. Быка понесли разделывать на мясо а сам же жрец точно вновь сгинул в тенях и густой толпе больше его так никто и не встретил. Но все положенные ритуалы были выполнены и народ с радостью окунулся в празднование знаменательного события.