На фресках были изображены тучные земли, процветающие в лучах двух солнц; изящные лани гарцевали под сенью зеленых высоких деревьев, а молодые
мужчины и женщины возлежали в кущах, полных голубок, флиртуя или призывно наигрывая на флейтах. Эти идиллии были написаны два века назад, когда
дом был еще новый; на картинах блистал ушедший ныне мир, уже исчезнувшие долины Кай-Джувека в осеннюю пору.
И фрески, и их неугомонные разрушители навевали Беси определенные мысли, лишали ее покоя; единственное, чего она искала – места, где бы она
могла насладиться недолгим уединением вдали от глаз своего господина. Вскоре после того, как она закончила свое все более презрительное шествие,
она услышала, как хлопнула наружная дверь и громко залаял сторожевой пес.
Она бросилась к лестнице и поглядела вниз.
Ее господин, Эедап Мун Одим, вернулся с церковной службы и уже ставил ногу на ниж-нюю ступеньку лестницы. Она увидела его меховую шапку,
замшевое пальто, блестящие начи-щенные ботинки, все уменьшенное в перспективе. Мельком увидела его длинный нос и длинную бороду. В отличие от
своих родственников, Эедап Мун Одим был худощав и строен; неустанная работа и постоянные коммерческие хлопоты позволяли ему сохранять стройность
стана. Единственным удовольствием, которое он позволял себе, – и Беси знала это – была роскошная спальня, где Одим все же вел аккуратные
подсчеты трат родственников, все досконально записывая в маленькую книжечку.
Не зная, что делать, она осталась стоять на месте. Одим поднялся по лестнице и взглянул на нее. И быстро улыбнулся.
– Меня не беспокоить, – сказал он, проходя мимо. – Сегодня ночью ко мне не нужно при-ходить.
– Как пожелаете, – прибегла Беси к привычному ответу. Она отлично понимала, что имен-но беспокоит хозяина. Эедап Мун Одим был главным и самым
крупным торговцем фарфором, от фарфора зависели его прибыли, но продажи фарфора падали.
Одим поднялся на верхний этаж и затворил за собой дверь. Жена уже приготовила ему ужин; аромат яств плыл по всему дому, достигая тех комнат, где
ели не так вкусно и не так обильно.
Беси осталась стоять на лестничной площадке, в потемках посреди запахов тесного много-численного существования, машинально прислушиваясь к
окружающим звукам. Среди прочего она различала стук сапог – солдаты прошли мимо дверей их дома к океанскому побережью. Ее пальцы, все еще
изящные, отстучали по деревянным перилам марш.
Она стояла невидимая для всех, кто находился ниже. Стоя так, она увидела, как старик-сторож выбрался из своего логова, осторожно украдкой
осмотрелся и выскользнул за дверь. Возможно, он выбрался на улицу узнать, зачем мимо дома прошли солдаты олигарха. Несмотря на то, что Беси
давно удалось подружиться со сторожем, она отлично знала, что тот никогда не выпустит ее из дома без разрешения Одима.
Через мгновение дверь вновь открылась. В дом вошел военный, с аккуратно подстрижен-ной квадратной бородкой, разделяющей лицо горизонтально на
две части. Этот военный и был истинной причиной, заставившей Беси предпринять тайный осмотр дома. Капитан Харбин Фашналгид, их новый жилец.
Из каморки сторожа выскочил пес и залаял. Но Беси уже быстро спускалась по ступенькам, проворно и ловко, словно пухлая маленькая олениха по
крутому склону горы.
– Тихо, тихо! – прикрикнула она.
Пес повернулся к ней, поднял черную голову и дурашливо бросился к подножию лестни-цы. Высунув язык, он перепачкал слюной руку Беси, совершенно
не сменив угрожающего выра-жения морды.
– Место, – приказала псу Беси. – Хороший мальчик.
Шагнув к Беси через прихожую, капитан сжал ее руку.