И я помню, как еще в 9 лет отец показал мне, что такое настоящее насилие. Тогда я подумал, что это посвящение во взрослую жизнь, потому что все актеры были взрослыми.
Она моя вечерняя спутница, которая рьяно пыталась меня слить, дождалась салата и снова рукой закинула его в рот. Сидела и с довольным лицом поедала его.
Все это время я сидел и просто пытался быть джентльменом. Но меня это изрядно достало.
Да, я частый гость подобных мест. Начал я. И да, я не понимаю, как человек может в баре заказывать вместе с выпивкой местные блюда. Таким, как вы, место в ресторане, а не в баре, но тем не менее вы зашли сегодня именно в бар. Знаете, почему мне так нравится это место? Потому, что здесь неважно, какие заведения вы предпочитаете посещать. Здесь важно то, каким человеком вы являетесь внутри, понимаете? А эта ваша напыщенность и тщеславие вас совсем не красят. Скорее, наоборот, они вас съедают.
Я встал, взял свой стакан и допил одним глотком. А затем отправился к бару.
Но она меня остановила простой фразой:
Узнать бы ваше имя.
Я повернулся к ней: она пристально следила за моими глазами.
Кажется, у вас может получиться сделать первый шаг, который другим в баре не удавалось сделать. Говорит она.
Она поставила руки на локти и с такой женской легкостью поправила свои темные прекрасные волосы, заправив их за ухо.
Я уже сделал первый шаг, после которого вы меня отвергли. Отвечаю я.
Да бросьте, вы ли не знаете, насколько сейчас важна осторожность?
Я присел обратно на свое место напротив нее.
Вот видите, вы опять говорите про осторожность, но забываете, что находитесь в баре. Вам здесь не место, моя дорогая. Говорю я.
Что-то в ней казалось не таким, каким она показывала. Что-то она как будто бы скрывала, не хотела, чтобы это обнаружилось в ней. И скрывала она это очень тщательно.
Я не люблю, когда меня пытаются прочитать, к вашему сведению, заверяет она. Поэтому попрошу вас воздержаться от подобных действий в дальнейшем.
Она грациозно взяла в руки стакан и сделала глоток.
Что пьете? спрашиваю.
С каждым мгновением злость во мне усиливалась, но по какому-то непонятному мне наваждению я не мог просто встать и покинуть ее.
Виски. Мы же вместе с вами заказывали, или вы уже забыли об этом?
Ах, да, точно.
Я отвернулся, чтобы она не видела отражение моей глупости на моем лице.
Не берите в голову, все хорошо, она язвила, это чувствовалось в голосе, в ее взгляде, во всех ее движениях.
Сколько же в женщинах неподдельной фальши, которую невозможно долго терпеть. Я не понимаю, как вы вообще прошли все стадии эволюции.
Она удивленно посмотрела на меня, однако не решилась отвечать мне грубостью и сказала:
У нас сейчас с вами две проблемы. Первая это решить, кто за наш с вами прекрасный ужин заплатит, а второй у кого будет продолжение вечера. И исходя из простых гендерных соображений, даю волю вам решить хотя бы одну из этих двух проблем.
Она договорила и отпила из своего стакана. Он оказался пуст.
Вы будете удивлены, говорю я, но я уже решил обе проблемы.
Я также добил свой стакан и попросил счет.
Заплатите за ужин вы, потому что я оказался слишком бедным для такого заведения. И поедем мы к вам, потому что у меня дома в мусорном ведре уже две недели лежит протухшая курица, а мы выпили слишком мало, чтобы этот запах не чувствовать.
Она со страстью, с какой-то нелепой, неуклюжей заинтересованностью поглядела на меня. Затем приоткрыла рот, словно хотела что-то сказать, но промолчала. Лишь снова нелепо улыбнулась.
Нелепо, так казалось мне.
Официантка принесла счет. Та, что напротив, вдруг заговорила с ней:
Извините, а не могли бы вы разделить чек. Тут я пила только виски и один салат. Можно мне только мой чек, пожалуйста?
А ваш спутник не против? уточняет официантка.
Не против. Ах да, дорогой, она кладет свою ладонь на мою, оставишь чаевые для этой милой девочки. Они ей будут кстати.
Официантка распласталась в благодарной улыбке, глядя на мою "спутницу".
Водка вышла дешевле виски. Но учитывая чаевые и еще один салат, который она каким-то чудом повесила на меня, получилось поровну.
Девушка-гармония. Девушка-сука.
Мой типаж. Похожий на меня характер.
Мы вышли из бара вместе. Она все улыбалась и смеялась, изображая тупую заинтересованность для официантки, для тех, кто нас видел, для тех, кто нас слышал.
Для всех остальных, которые глазели на нее.
Они улыбались в ответ, наверное, прокручивая в голове мысли что-то вроде: «вот ведь счастливые. Аж тошно!».
Как только мы оказались за дверьми бара, ее улыбка тут же превратилась в оскал. Тут же забегали глаза по машинам в поисках такси.
Иди за мной, говорит она.
Иду за ней. Она тянет с силой меня за руку, как будто мы куда-то опаздываем.
Иду за ней, чуть ли не бегу через толпы зевак, через толпы прохожих, вечно куда-то спешащих.
В садик за детиной, в школу за детиной, к сестре за детиной.
Домой.
К детине.
Она довела меня до такси, и мы уселись на заднее сиденье. Она назвала адрес, мы тронулись.
Час пик кончился. И мы добрались до места достаточно быстро. В пути не обмолвилась и словом. Может, разве что, нелепыми мимолетными гляделками.
Город прекрасен в расцветающем мае. Прекрасен без людей глубокой ночью.
Конечно, не везде и не всегда.
Только в особые праздники, когда отходы этого города люди спят с похмелья, глубоко зарывшись в своих норах никчемности и неузнаваемости.
Она сидела и не поворачивалась в мою сторону, как будто меня с ней вовсе нет рядом. Всем видом она говорила о том, что это обычный ее вечер, обычное возвращение из бара. Или с работы.
Впрочем, у меня был такой же вид. Я был уверен в этом.
Мы остановились у засраной пятиэтажки где-то глубоко в богом забытых дворах. Она расплатилась с таксистом и вышла из машины. Я последовал за ней.
Мы зашли в подъезд.
Здесь твое ложе? спрашиваю.
Специально для вас, мой хороший, отвечает она.
Весьма мило.
У меня нет протухшей курицы, говорит, но, если захотите есть, можете сделать бутерброд. Там где-то колбаса валялась.
В холодильнике?
Что? Нет, что вы. В мусорном ведре. Это специально для гостей.
Вы хотели сказать, для меня?
Она просто улыбнулась в ответ.
Мразь.
Мы поднялись на этаж. Кажется, третий, если не ошибаюсь. Она открыла дверь, и мы пошли внутрь.
Скажу сразу, даже моя квартира выглядела и пахла в разы лучше, чем эта. Здесь несло рваниной вперемешку с острым запахом женского одеколона. А в купе с запахом просроченных яблок получался просто отвратительный, невыносимый запах, от которого даже слезы появлялись в глазах.
Нас встретила весьма просторная гостиная, по центру которой располагался старый кожаный диван. Перед диваном, как и подобает старперской квартире, стоял маленький газетный столик, а на стене напротив дивана стоял не телевизор, как мы обычно привыкли. Там висел старый грязный ковер, красный, с узорами из советской эпохи. Диван стоял спинкой к дверям в спальню, на пути в которую было сооружено что-то вроде маленькой кухни.
Весьма странное решение дизайнеров интерьера.
И тут же я захотел домой.
Чувствуйте себя как дома. Хотя нет, не смейте, это место создано, чтобы ненавидеть мир и собственную жизнь, поэтому я желаю вам именно такого же ощущения.
Она скалилась, она язвила и бросала все силы на то, чтобы я возненавидел ее.
Там спальня, там ванная, на приготовления тебе 20 минут.
Она изменилась в голосе. Как будто стала какой-то другой, в одно мгновение перешла на «ты», в одно мгновение почувствовалась жуткая агрессия.
Она тыкнула на своих цифровых часах время, и сама приступила к приготовлению.
Только к чему готовиться?
Если спросить ее, выставит ли она меня за дверь?
Может, она хочет убить меня. Или заключить договор, по которому я буду убивать ее ненавистников. Может, она хочет, чтобы я перемыл ее квартиру для продажи.