Когда Давид вышел, я добавила воде температуру и прикрыла глаза. Было страшно. Я боялась мать. Черт знает этого Горького и что он ей наговорил. И почему он такой спокойный. Но я ловила себя на желании спрятаться за ним. Я устала. У меня не было дома. Не было того, кто бы ждал и тем более мог защитить. Это страшно, когда смотришь в глаза родному человеку и не видишь там ничего, что было бы про тебя. Я так долго искала в глазах матери что-то важное, что объяснило бы все. Как она так спокойно разменяла меня по мелочам? На спасение от тюрьмы, на выгодную сделку с инспектором
Показалось, что Давид снова с кем-то говорит, и я поспешила выключить воду и выйти из душа. Он как раз отложил мой мобильный на окно и замер ко мне спиной.
Кто на этот раз?
Твой бывший инспектор.
Он не мой инспектор. Желания дергать его лишний раз не стало. Может, он прав? И сбегать не выход Но где тогда этот выход, я уже не понимала. Что сказал?
Я просто коллекционирую угрозы этим утром. Ничего нового. Давид, наконец, обернулся. Кофе на столе. Кумкват, роллы Завтракай, и поедем
Я подчинилась. Села за стол, взялась за кофе
Было бы проще, если бы ты все мне рассказала, вдруг заметил он, когда я надкусила вожделенный ролл с лососем и зажмурилась от удовольствия.
Угу, только и смогла промычать.
Но при всем желании сделать ему проще не выйдет. Мне кажется, я онемею, если даже меня опоить какими-нибудь препаратами, вынуждающими признаваться в злодеяниях.
Давид явно думал, что я дожую и гряну какими-то новыми колкостями, но я только невозмутимо набила рот и отвела взгляд в окно. За ним ничего не было видно из-за густого тумана.
Прячешь дом?
Я люблю возвращаться в него уверенным, что его никто не сжег и не разгромил.
Ого! Герхард Витович был столь суров в угрозах?
Меня всегда забавляло имя маминого избранника, хотя оно подходило ему вне всяких сомнений. Инспектор Роварский возраста Давида, наверное, но кто знает наверняка? Порода у него перла из всех пор. Потомственный служащий, наследник великих сил и необъятных перспектив был для многих претенденток мужчиной мечты. То, что общество высших привстало на кончики ушей, когда он объявил о помолвке с безродной ведьмой отдельное удовольствие. И, видимо, не только для меня. Я особо кандидатом на руку не интересовалась, хотя он и пытался ухаживать нормально: водил меня на свидания в самые лучшие заведения Москвы, дарил украшения, обещал, что я останусь довольной Даже попробовал это удовольствие доставить, но в самый важный момент я разлеглась под ним тряпичной куклой, и это его, как ни странно, остановило.
Инспектор молча ушел тем вечером, оставив меня в оплаченном люксовом номере гостиницы на кровати одну. И мы месяц почти не виделись. Наверное, ему нужно было рисовать для общества более-менее правдивую картинку нашей с ним истории. Чтобы завидовали, ставили в пример, говорили и обсуждали И чтобы блеск в моих глазах был неподдельным. Роварский думал, что зажечь его будет просто. Но меня это все перестало интересовать.
Меня даже не уведомляли о ходе подготовки к свадьбе.
А вчера вечером он приехал. Нетрезвый. И пытался снова усадить меня к себе на колени, но уже не старался уговаривать. Если бы не мать, он стал бы первым после Давида. Она просто вломилась в мою квартиру, и я впервые порадовалась, что у нее есть ключ. Инспектор анонсировал мне фееричную первую брачную ночь, отложив попытки до сегодняшнего вечера, и удалился, извинившись перед матерью.
Когда у Давида зазвонил мобильный, я вздрогнула и разлила кофе по столу. Давид только хмуро глянул, но все внимание его сосредоточилось на звонке.
Горький сурово доложил он в трубку. Я так и замерла от его голоса, как заяц перед удавом. Да, знаю. Передо мной стоит. И он вперил в меня взгляд. Нет, не считаю. Потому что она моя. Да, уверен. Нет, не интересует.
Его сухие ответы, видимо, раздразнили кого-то на том конце, потому что даже я услышала громкое:
Давид Глебович, мы вынуждены заинтересоваться! Потому что на вас пришла заявка из инспекции! Что там у вас произошло?!
Ну так реагируйте на заявку. Давид оттолкнулся от окна и направился к раковине. Да, уверен
Я тоже отмерла, и мы вдвоем занялись уборкой стола на удивление синхронно: я подхватывала тарелки, он протирал под ними, продолжая слушать что-то гневное.
Нет, сегодня не приеду. У меня регистрация брака.
Горький! возопила трубка, но Давиду надоело слушать эту бессильную истерику, и он отбил звонок.
И? потребовала я ему в спину, когда он направился с тряпкой к раковине. Не впечатлили?
Нет, коротко ответил он. Давай надевай каблуки, и помчали.
Я только закатила глаза и прошла в коридор за чемоданом. Он так и стоял сиротливо у стенки.
Давид направился в комнату. Странно. Я бы на его месте уже перетрясла все шмотки. Но, к счастью, Горький не был мной.
Перенести чемодан сюда? донеслось из спальни.
Откуда мне знать? проворчала я. Никто не будет возиться с моим чемоданом, кроме тебя, Давид. А так, может, хоть споткнутся на входе и убьются к чертям
Я не сразу поняла, что он стоит рядом. Резко потянула чистые джинсы из стопки одежды, а следом, как это часто бывает, вытянула самое неподходящее несколько особенно дорогих мне нот в плотных обложках. Они рассыпались аккурат Давиду под ноги. Он поднял одну и удивленно пролистал:
Ты играешь на каком-то инструменте?
На пианино. Я раздраженно принялась укладывать ноты обратно в чемодан.
Было глупо их тащить с собой, но я ничего не могла поделать, цепляясь за эти дорогие сердцу ветхие тетрадки.
«Времена года» Чайковского?
Да. И я вырвала из его рук последнюю тетрадь. Не трогай.
Дай посмотреть, неожиданно попросил он. Я аккуратно.
Ты нот не видел? не позволила я и небрежно бросила тетрадь поверх вещей. Но тут же схватила и принялась бережно укладывать в чемодан.
Не трудись. Все равно придется распаковывать, заметил он равнодушно и направился в кухню.
Я все забываю, что тебя не убьют сегодня, тихо проворчала, будто был шанс, что оборотень не услышит. И повысила голос: Мне торжественно одеться?
Главное, быстро.
Выбрав вещи, я закрылась в спальне. Завернула волосы в высокий небрежный пучок на макушке, надела джинсы, футболку и длинный теплый кардиган крупной вязки. Под него светло-бежевые лодочки. И выбежала к Давиду на крыльцо.
Горький курил, хмуро глядя на свой туман.
А солнце у тебя тут бывает?
Он быстро глянул на меня и кивнул в сторону калитки:
Поехали.
Мне не нравилось, что он нервничал. Нервничать я и сама могла. Но учитывая, что именно Давид приобрел вместе с моим чемоданом, держался он весьма хладнокровно.
Почему ты нервничаешь? спросила, когда он завел двигатель.
У меня все не как у людей.
А ты бы хотел?
Да. Иногда хочется спокойствия.
Но ты не поэтому дергаешься.
Я не дергаюсь, Слава. Я просто вижу варианты развития событий, и не все они меня устраивают. Например, с матерью твоей что делать?
К чертям ее, Давид. Запихать в такое место, из которого она не вылезет никогда, жестко постановила я.
Сама себе противоречишь.
А есть варианты?
Они меня пока что не сильно устраивают. К примеру, это твое признание в том, что ты содействовала Но дальше может не устроить тебя. Я могу начать судебный процесс, в котором доказываю, что тебя вынудили. Могу добиться условного. А она сядет.
Я напряженно втянула воздух:
Гарантировано?
Вполне. Но лучше было бы, конечно, узнать, что было в папке.
Я хотела откупиться от нее, Давид. Чтобы больше не слышать ее упреков. Думала, сделаю последнее дело для нее, и на этом все. Мне было неважно, что там.
Он только еле заметно покачал головой. Но, стоило выехать на МКАД, нам стало не до разговоров. Я заметила, как Давид плавно давит на педаль газа, сильнее сжимая руль. Одного его взгляда в зеркало заднего вида было достаточно, чтобы понять почему.