За окном задавалась заря. Мы ехали спешно, будто торопились куда-то, хотя я бы предпочел, чтобы мы ползли, как черепаха. Откровенно говоря, я хотел спать. Сутки на ногах вытрясли из меня силы и я с удовольствием посвятил бы сну часов восемь. Но время тихонько утекало, а я ни на йоту не приблизился к разгадке. Хорошо, конечно, что на листке, лежащем перед моими глазами были вычеркнуты уже двое, но пока эти заключения не давали мне ровным счетом ничего.
Глаша, потеряв всякую надежду выпросить у меня хоть какой-то еды, мерно спал прямо посреди подушки в изголовье моей полки. Он вытянулся во весь свой куцый рост, и самый кончик его розового микроскопического языка торчал из-за клычков наряду с такого же цвета кожаным пятаком украшал благоговейную картину. Его незначительный хвост лежал размашисто и гордо, а розовые пятки, попеременно растопыриваясь, демонстрировали мягкость и впечатляющий охват истиных львиных лап. Глаша отчаянно дрых.
Я уставился на листок:
Ресторатор,
Продавец газет,
Проводница,
Машинист поезда,
Попутчица,
Сосед,
Кондуктор.
В сущности, пока я не прошел и трети списка, но усталость и головная боль уже подбивали меня сдаться. Хотя кому именно я мог сейчас сдаться? Это мой поезд, никто меня сюда не тянул. Мой поезд и железно моя дорога.
Я отправил взор за окно. Снег лежал всюду. Только на самом пути его не было, а кроме рельсов все было беспристрастно белым: холмы и овраги, поля и деревья от подножия до верхушки. Снежинки на такой скорости летели почти горизонтально. Вот мы пересекли небольшую речушку по мосту вода была темной, страшной, а обрамление такое же белоснежное.
Эта бесконечность необхоженных просторов наводила тоску: мы бежали куда-то вперед, прорезая в природе брешь стальными лезвиями путей. Больно представить, сколько живых существ гибнет каждый раз, когда поезд проносится вдоль нескончаемых перегонов. Сколько бабочек, стрекоз, птиц, зайцев намотало на колеса нашего состава, раздробило о лобовое стекло, перетерло в механизмах. Поезд прошел и высек за собой коридор смерти, в котором не живет ни души. А еще через мгновение его вновь наполняют лесные жители влетают, вползают, входят в эти ворота и продолжают свои ежедневные лесные дела. Глаша роскошно зевнул и, потянувшись, накрыл мордаху лапами.
Тут я заметил, что моя соседка не спит просто лежит с открытыми глазами и смотрит в потолок. Аллеи ее ресниц изредка лопотали крыльями, а волшебный нос прираспахивал паруса на каждый вздох и слегка сжимал в мгновения покоя. Она лежала на спине, подхватив одной рукой голову и смотрела как бы в никуда, в пустоту перед собой.
Я подумал, что, наверно, мне лучше покинуть купе, дабы она могла спокойно встать и подготовить себя к предстоящему дню. Я приподнялся и, смущенно отворачивая глаза, неуклюже вышел из купе. В окнах за дверью лежали поля снега так ровно, так повсеместно. Удивительно, только природа, уверен, способна рассыпать по Земле что бы то ни было столь ровно. На окне с углов начиная расплеталась паутина узоров. Там снаружи должно быть очень холодно сейчас. А в вагоне ничего тепло, хорошо.
Слева, метрах в семи от меня стоял и смотрел, как и я в окно, сосед древний старик из мезозойской эры. Белесые, словно сахарная пыль, волосы его были зачесаны назад, кожа, изрытая морщинами и впадинами, натянутая на скукоженный череп, видилась бело-желтой с темными пятнами. Глаза нервно бегали по рельефам проносящихся за окном пролесков и оврагов. Громоздкий нос и выдвинутая челюсть не соглашались друг с другом. Дверь за моей спиной приоткрылась и моя попутчица выскользнула на мягких носочках из-за нее и упархнула в конец вагона. Он стоял выпрямившись и согнувшись одновременно. Видимо старость скрючивала его, а нрав расправлял обратно. На меня он не обращал ни малейшего внимания, попутчицу же напротив проводил взглядом пытливо. Я отвернулся в свое окно.
С раскатистым грохотом, дергаясь и виляя, мы выехали на стальной мост, каждые десять сантиметров которого прошивали клепки. Гигантские округлые перила по обе стороны, казались прыгающими, пока мы проносились вдоль. А под шпалами не было дна через несколько метров сразу начиналась вода неспокойная и угрюмая. Я прислонялся лбом к стеклу и заглядывал вниз на сколько было возможно, но уже через несколько секунд все стекло перед моими глазами запотело и я уже ничего не видел.
Я еще раз бросил взгляд на старика и возвратился в купе. Глаши нигде не было. Я заглянул под полки, приподнял даже, взбил подушку, посмотрел под столиком и в отделениях для багажа. Аккуратно заглянул во всякие узкие места у двери, в углах, еще раз под полки. Сердце заколотилось. Куда пропал? На минуту, ведь, оставил спящего Куда мог исчезнуть?!.. Тьфу ты, в гроб меня вгонишь! Глаша лежал на полке моей соседки, прямо перед моими глазами, а я его не заметил. И видит, главное, что я его ищу, хоть бы пискнул лежит хихикает надо мной!
Я взял его за шкирятник и, последовательно отцепив все четыре когтистые лапы от одеяла попутчицы, прижал обратно к своему сердцу.
Дверь приоткрылась и в купе одновременно заглянули: глаз и уголок губ.
Здравствуйте, сказал я и, извиняясь, пересел с чужой кровати на свою.
Здравствуйте, ответило мне отражение в зеркале, вытирающее кончики волос от воды и не особо глядящее в мою сторону.
Меня зовут Александр, я кивнул.
Очень приятно, кивнула и она опять же себе в зеркале, это Ваше чудо?
Она обернулась и протянула пальцы к коту.
Да.
А разве можно кошек в поездах возить?!
Как видите. Это кот.
Глаша уперся одной лапой в палец попутчицы и настоятельно что-то разнюхивал в ее маникюре.
Как зовут?
Кота?
Да, Александр, как кота зовут?
Глаша, смущенно сказал я.
Тут она впервые взглянула на меня исподлобья, улыбнулась в обе ямочки, и кивнула:
Красивое имя, пусть и не мужское немного.
Котенок тем временем закончил исследовать пальцы нашей с ним соседки и начал прицельно обнюхивать ее лицо с расстояния в полметра, водя носопыркой и напрягая уши. И еще щурясь, будто что-то заподозрил. Да, Глаша, я тоже в ней что-то заподозрил: очаровательная и смелая очень подозрительно!
Вы одна едете? задал я вопрос глупее некуда.
Нет, с вами, отвернулась она и принялась заправлять постель.
Ее волнительную фигуру обнимало тонкое лайкровое платье. Оно было бордовым, но казалось прозрачным всего несколько складок на талии, а остальное было гладким и лежало прямо на коже. Попутчица стояла ко мне спиной ее фантастические бедра были прямо перед моим лицом. Безумие брало верх над моим сознанием.
Для Вашего кота у меня есть сыр, разбудил меня ее голос, Вы кормили кота?
Нет еще, процедил я.
Она забралась в свой багаж, долго там копалась, шурша пакетами и, то и дело доставая и запрятывая элементы белья, и, наконец, извлекла кулек с сыром. Покрошила его на стол, подкрадывая кусочки себе в рот, бережно забрала из моих рук кота, к которому я приклеился, и установила его перед завтраком. Глаша был просто сам не свой! Он заглатывал сыр не разжевывая, топчась вокруг кусочков, будто кто-то у него их крадет. Попутчица своровала еще пару кусочков и вновь отправила их себе в рот. Она меня смущала до исступления. Я смотрел куда угодно, только не на нее, и вид у меня был, будто я чем-то озадачен исключительно глупейший вид.
Так куда вы едете? перевела она мои глаза на себя.
До конца, стеснялся я.
Ясно, что до конца, а в конце куда?
Я не знал. Моя жизнь пролегала здесь в поезде. Здесь у меня было задание, план, время, окружение, друг. Здесь был мой временный но единственный дом, моя судьба завела меня сюда. А что будет, когда я выйду из поезда я не знал. И знал, выйду ли я. Доедет ли поезд до конечной станции? Справлюсь ли я с заданием? Я знал одно: мне во что бы то ни стало необходимо разгадать эту головоломку!..