Хорошо, друзья мои. Я, конечно, огорчен и разочарован, поскольку ждал куда большей сердечности. Но вполне понимаю ваши сомнения и согласен пройти другие испытания, тесты, допросы и прочие процедуры, которые восстановят мое имя, мои права и мое положение в обществе.
До свидания, господин Киофар, сказал барон, добавив: Я вынужден именовать вас так, поскольку ваши биометрические данные совпадают с данными моего покойного друга.
Я надеюсь, что вскоре все сомнения благополучно развеются, снисходительно ответил двойник. До свидания, господин барон. До свидания, дорогая Маилла и вы, моя несравненная Юлия.
Он нажал на кнопку, и коляска, развернувшись, уехала в тень, исчезнув из поля зрения монитора.
Я выключила аппаратуру и автоматически остановила запись беседы.
Мы очень долго не могли ничего произнести.
Нет. Не он, первой очнулась Маилла. Всё вроде бы сходится, но я чувствую фальшь.
Фальшь можно выявить, напомнила я. Запись есть, мы проделаем речевой и интонационный анализ. Привлечем Камелию Древич, она представит предварительный психопортрет данной личности и сравнит его с психопортретом подлинного Ульвена.
Но подлинный мертв, возразил барон.
Сохранилось множество документальных съемок. Лекции, доклады, речи на университетских мероприятиях, наконец, та самая церемония у очага на Лиенне, во время которой его убили. И тот диалог со мной в уносившемся неизвестно куда челноке.
Вы действительно там признавались друг другу в любви? полюбопытствовала Маилла.
Нет, ну что ты! вспыхнула я. Как можно? Контекст моей фразы был совершенно иным. Речь шла о нашей будущей смерти и предполагаемом переходе в иное пространство и время, закольцованное с настоящим. Мы могли попасть в то пространство бессмертия только вместе. Рука об руку, душа в душу «сюон-вэй-сюон». Он фактически вел меня, как учитель и иерофант. Да, любя, но к обычной любви всё это не имело касательства. Мы должны были преобразиться в сугубо духовные сущности вейнов. Реальны они или нет, совершенно неважно, в тот момент мы верили, что трансформация началась, и за ней нас ждет вереница новых миров.
А откуда двойник это знает? Ты кому-то рассказывала?
Карлу я рассказала всё. Между нами нет тайн. Но не думаю, что мой муж стал бы рассуждать о столь тонких материях в присутствии посторонних. Правда, он мог говорить об этом с Ульвеном. Один на один. В последние годы у них сложились весьма доверительные отношения.
Остается предположить, задумчиво произнес барон Максимилиан Александр, что где-то в дальних мирах научились делать не только точные копии биологических объектов с высокоразвитой психикой, но и восстанавливать воспоминания конкретной личности.
Это фантастика, убежденно возразила Маилла. И такое уж точно должно быть запрещено. Ведь в подобном случае невозможно отличить двойника от оригинала.
Но мы же все трое ясно ощущаем, что перед нами именно клон, заметила я.
А как доказать? спросила Маилла.
Подумаем. Привлечем биологов, медиков, космопсихологов. Надеюсь, общими усилиями мы отыщем решение, обещала я.
На душе у меня было скверно, как никогда.
Я боялась признаться, что во всем виновата я сама. Мне вдруг стало ясно, откуда двойник мог почерпнуть все подробности, о которых он так легко нам поведал, словно бы издеваясь над охватившим нас душевным смятением.
О пагубности графомании
Версию о неведомых умельцах, ухитрившихся снабдить биокопию всеми воспоминаниями настоящего Ульвена, я предпочла бы отринуть как совершенно невероятную. Нужно, впрочем, проконсультироваться со специалистами, работающими с искусственным интеллектом. Может быть, технологии такой пересадки сознания давно уже созданы. Только вряд ли они практикуются на реальных живых организмах, ибо тут возникает проблема удвоения личности, а это чревато конфликтом с законами Межгалактического альянса. Существуют миры, в которых разум имеет форму рассредоточенного силового поля или, как у аисян, разветвленной ризомы. Но гуманоиды строго индивидуальны, и люди, и уйлоанцы. Ни дублировать, ни клонировать нас нельзя. Пример с транскамерами не годится: на входе и выходе та же самая личность, не две одинаковые.
Однако для воссоздания памяти имелось и куда более простое решение. И уж мне-то известно, из каких источников изготовители клона могли взять конфиденциальную информацию, моделируя его личность путем гипноза, внушения и тренировки.
Использовались не только общедоступные документальные съемки и книги, в которых ясно высвечивался образ Ульвена как ученого, преподавателя, лектора, ректора и, наконец, императора-иерофанта, каким он предстал на Лиенне. И не только воспоминания тех многих тысяч знакомых, друзей, коллег и поклонников, которые с ним постоянно общались или кратко соприкасались. С окружающими он держался обычно вежливо и благожелательно, но несколько отстраненно, и уж конечно не стал бы откровенничать о семейных делах. Пока я не вошла в его узкий дружеский круг, я сама считала его высокомерным занудой, а когда он стал ректором, то порой стеснялась запросто подойти к нему на каком-нибудь официальном приеме настолько вальяжно и царственно выглядел мой учитель.
Илассиа и Карл рассказывали, что на Лиенне за ними в первое время велась неусыпная слежка, пока Ульвен не поставил властям ультиматум: либо все средства слежения немедленно отключаются, а схема их расположения во дворце передается ему, либо он прерывает визит и возвращается на Тиатару. Пока скрытые камеры наблюдения действовали, лиеннцы могли услышать немало бесед, в том числе и сугубо интимных. И нет никаких оснований верить, будто попытки шпионить за семьей Императора не продолжались в другом режиме, хотя бы не сплошь, а урывками, и Карл не мог в одиночку отследить все приборы, работавшие на запись в посещаемых ими городах, учреждениях и многочисленных аудиториях. Несомненно, там велись и официальные, и негласные, и любительские съемки, фиксировавшие каждое слово и каждый жест высочайших особ.
Двойник превосходно усвоил, как выглядят все его близкие. Он сразу узнал меня, и не перепутал бы Маиллу с другими женщинами из семьи Киофар.
Но, помимо видеозаписей, существовали мои собственные дневники, которым я в конце концов придала некий литературный вид и рискнула опубликовать там, где, как мне думалось, никто из здешних знакомых никогда их не будет искать.
Начиная с первой части моих космических похождений («Тетрадь с Энцелада»), и кончая последней («Наследник»), я последовательно описывала всё, что происходило со мной с детских лет до зрелого возраста. Разумеется, много места там уделялось Ульвену, особенно после того, как мы с ним познакомились лично («Тиатара», глава «Опекун», и далее «Вечер с принцем» и прочее). Рассказ про запись в немецкой Библии, подаренной нам с Карлом в честь обручения, фигурировал в книге «Двойное кольцо». А в ее финале диалог с учителем про слияние душ в момент перехода в бессмертие. Рассуждения про уйлоанскую ономастику на примере семьи Маиллы я ввернула в «Око космоса». Ну, и так далее. Если внимательно прочитать всю мою шестичастную эпопею, то можно узнать очень много подробностей обо всех знакомых мне членах семьи Киофар.
Понимая, что обнародовать эту сагу в мирах, с которыми контактирует Тиатара, нельзя по этическим соображениям, я рискнула выдать ее за обычный роман-космооперу. Название выбрала самое непритязательное, нарочито не уникальное, хотя абсолютно точное и откровенное: «Хранительница». Фантастических произведений с такими названиями как туманностей во Вселенной. Не верите? Ткните в поиск и посмотрите. Затеряться в этом потоке легко.