Воспользовавшись своим нынешним привилегированным статусом, я не просто отправила файлы «Хранительницы» на мою родную планету, но и выложила на старинный русский литературный ресурс, где она, как я была совершенно уверена, затеряется в массе примерно таких же самодеятельных опусов о приключениях в дальних мирах, о магических академиях (чем наш Колледж космолингвистики хуже?), о принцессах и императорах (я нарочно использовала эти земные термины, а не подлинные уйлоанские). В общем, как мне казалось, я ловко законспирировалась. И, естественно, на обложке стоял псевдоним, а не мое настоящее имя. С псевдонимом я тоже нахулиганила, притворившись почтенной дамой-музыковедом, автором многих научных трудов, но не чуждой поэзии и беллетристике, в том числе фантастической. Дама не возражала, охотно поучаствовав в мистификации.
Зачем я всё это сотворила?..
Во-первых, жаль было многолетних трудов, затраченных на писание и редактирование моих хроник. Во-вторых, поскольку я изначально выбрала русский язык, чтобы не разучиться грамотно на нем выражаться, у меня в этой части Вселенной не нашлось бы читателей. На Тиатаре русский не популярен даже среди космолингвистов, а в других мирах его не знает никто.
В моей семье всю «Хранительницу» прочитал лишь папа, а брат Виктор проигнорировал он вообще не поклонник дамских романов и космической беллетристики. Папе в целом понравилось, хотя кое-что он раскритиковал. Многовато, сказал он, словесного сора; стиль то слишком свойский и разговорный, то наоборот, официальный: «Юленька, раньше это называлось канцеляритом». Ну, не знаю. Я покинула Землю в семь лет, и как сейчас говорят и пишут по-русски, понятия не имею нам здесь доступны лишь кое-какие научные книги, а в них набор выражений стандартный, и в лексике много латинизмов и англицизмов.
В-третьих, каждый имеет право на тайную слабость. Увлечение. Хобби. У барона Максимилиана Александра и Карла музыка. Моя мама любила готовить, и на каждой планете, где им с папой доводилось жить, придумывала необычайно вкусные блюда из местных ингредиентов. Ну, а я графоман. Профессор, директор, Хранительница Тиатары всё это, разумеется, тоже я, но, помимо солидной особы, облеченной столь высокими должностями, есть Юла, любопытная девочка, предпочитающая играть не в игрушки и не в виртуальные игры, а в образы и слова.
Мне нравится сам процесс сотворения текста. И нужно, чтобы в моих сочинениях были не только умные рассуждения, как в монографиях и диссертациях, а живые герои. Наверное, я могла бы выдумывать их, но зачем, если все мои близкие и друзья достойны стать персонажами любого романа?.. Каждый незаурядная личность. У меня профессиональная память космолингвиста и опытного синхрониста. Диалоги я запоминаю дословно. Остается добавить лишь антураж. Описания обстановки и внешности, комментарии по поводу эмоциональных реакций на сказанное, мои собственные размышления Эти тексты часть моей жизни. От которой иначе останется только внешняя оболочка, а все чувства и мысли улетучатся вместе со мной.
В общем, сделанного не вернешь.
Не получив с Земли никаких читательских откликов, я пребывала в уверенности, будто «Хранительница» канула в Лету и не оставила ни малейших следов ни в русской, ни в мировой, ни тем более в межгалактической литературе. Если кто-то на Земле прочитал мою сагу, то вряд ли принял всерьёз. А вычислить моё авторство, полагала я, практически невозможно. Учёные не интересуются космооперами, любители фантастики не охочи до космолингвистики, и даже если кто-то наткнется в тексте на фамилию «Цветанова-Флорес», он подумает, будто авторша перемудрила с экзотикой.
Нарушила ли я какой-то закон?.. Мне казалось, нет. Я же не посылала в прошлое реальный физический артефакт инопланетного происхождения, который мог бы взбудоражить умы и повлиять на ход истории. Мало ли, какие вымыслы публикуют поэты, писатели и всякие визионеры; на них никто из умных серьезных людей не обращает внимания. В крайнем случае, скажут: «Да, занятно придумано. Богатое воображение у человека». К тому же за пределами русскоязычного мира мои тексты уж точно никто не прочтет. А в самой России весь двадцать первый век чрезвычайно нелегкое время, там полно реальных проблем, по сравнению с которыми наши здешние покажутся сущим вздором.
Резонанс, повторю еще раз, оказался ничтожным. Почти никаким.
Очевидно, я допустила один, зато важный промах. Ломая голову над названием второй части цикла, я остановилась на самом простом: «Тиатара». И не учла важной мелочи. Благодаря такому титульному листу моя легкомысленная книжка попала в реестр межпланетного поиска по названиям и ключевым словам. Очевидно, кто-то обратил на это внимание. Пропустил мой текст через электронного переводчика. Убедился, что труд совсем не научный, зато изобилующий примечательными сведениями о жизни Колледжа космолингвистики и о взаимоотношениях магистра Джеджидда с его подопечной Цветановой-Флорес. Там же встретилось и другое редкое слово: «алуэсса». Догадка немедленно подтвердилась: пятая книга «Хранительницы» носила именно это название. И далее мой неизвестный читатель старательно перевел и освоил все шесть частей эпопеи. А потом вложил их содержание в память монстра, которого создал.
У меня не хватало духу признаться в содеянном ни Маилле, ни барону Максимилиану Александру. И уж тем более Илассиа и Иссоа. Ведь о них я тоже писала. Да, с сочувствием и любовью, но достаточно откровенно. Насколько тщательно я взвешивала каждое слово и согласовывала с ними все факты, изложенные в моей докторской диссертации «Профессор Ульвен Киофар Джеджидд, его научная и педагогическая деятельность», а также в моем предисловии к посмертному изданию его лекций о «Песнопениях океанид» («Алуэссиэй инниа»), настолько в романах, основанных на моих дневниках, я позволяла себе пренебречь этикетом и даже кое-какими приличиями.
И как теперь быть?..
Скрытничать я умею, а вот лгать в глаза никогда. Особенно тем, кто мне близок, и чьей привязанностью я дорожу.
Придумать же сколько-нибудь убедительное объяснение необычайной осведомленности двойника обо всех деталях личной жизни Ульвена мне вряд ли удастся.
Впрочем, на сей раз я кое-как вывернулась. На недоуменные вопросы Маиллы и барона Максимилиана Александра я ответила, что создатели клона, естественно, хорошо изучили родословную семьи Киофар и традиции императорской ономастики. Надпись в Библии мог увидеть любой, кто бывал в нашем доме, а таких наберется немало, включая моих студентов и магистрантов; реликвия не выставляется на всеобщее обозрение, но и не является чем-то секретным. При желании все эти сведения можно добыть без особых трудов и шпионского оборудования. Я сама пару раз приносила Библию на занятия: показать, как выглядит настоящая земная бумажная книга, напечатанная готическим шрифтом.
Наконец, наш с учителем диалог в мчавшемся неизвестно куда челноке мог фиксироваться аппаратурой, встроенной либо в сам челнок, либо прямо в скафандры супертехнологичные изделия аисян, снабженные разнообразными умными датчиками. Естественно, конфиденциальные записи не обнародовались, но они существуют где-то в архивных отчетах о спасательной экспедиции. Клон точно воспроизвел мои слова насчет «сюон-вэй-сюон», однако не понял их смысла, это свидетельствует о неполноте имевшейся у него информации.
Как-то так.
Я не полностью соврала, а лишь выдвинула альтернативные гипотезы. Не знаю, насколько Маилла и барон Максимилиан Александр мне поверили, но объяснения выглядели в какой-то мере логичными.