Учитель по труду Николай Кузьмич строгим голосом, по-военному, отдавал команды старшеклассникам, которые толпились кто с вилами, кто с лопатой на пепелище.
Все было и свое, и какое-то чужое, как в каком-то кино или во сне.
«Хорошо, что только одна бабка знает, как я обрадовался пожару со сна». Шурка не мог представить, что стало бы, если б все узнали.
Подошла умная красивая физичка Мария Ильинична и сказала спокойно:
Ничего, Саша, осилим.
А где же будем учиться?
Пока в нашей библиотеке, а с лета директор в Борск хочет ехать с десятиклассниками готовить сосновые бревна. Будем ставить новый сруб. Всем работы хватит. Вашему классу тоже.
Да, торопливо согласился Шурка.
Он словно боялся дальнейшего разговора. И, как бы оправдываясь, сказал то, что составляло только часть правды, но было все-таки правдой:
Ведь там была моя парта, которую мы с Николаем Кузьмичом отремонтировали, и я ее сам красил в этом году. Жалко как!
Новая Шуркина жизнь
С приездом отца жизнь в доме Любаевых потекла по-иному. Ничего, казалось, не ускользало от глаз отца. Как он все быстро замечал и успевал! Дня через три после приезда утром спросил Шурку:
У нас во дворе есть глина?
Не знаю, пап, растерялся Шурка.
Вот те раз, голова, кто же знает?
Есть, Василий, за нужником, летось привозили, теперь под снегом, вмешалась мать.
Надо наковырять в тазик и навозу из мазанки принести.
Хорошо, Вася, мать догадалась, для чего. Наверно, тряпки какие нужны?
Нужны.
После завтрака Шурка раскопал снег, ломом наковырял и принес два ведра мерзлой глины. Мать залила ее горячей водой, и пока глина отходила, отец, не дожидаясь, начал забивать тряпками трещину в стене у печки, через которую дул морозный ветер. Он делал все стоя, садиться или наклоняться ему было нельзя, поэтому тряпки Шурка положил на приступок у печи, откуда их отец и брал. Руками он работал очень ловко. Но каждый раз, когда отец выпускал оба костыля из рук и стоял на одной ноге, прислонившись плечом к стене, Шурка боялся, что он упадет. Так и случилось. Отец опрокинулся на рукомойник, висевший в углу, и вместе с ним с грохотом повалился на пол.
Боже мой, Василий!
Катерина бросилась к мужу. Он тяжело, опираясь на костыли, встал. Мать с Шуркой отвели его и уложили на кровать. Ложился он медленно, осторожно устраивал негнувшуюся в корсете спину.
Мать подняла левую ногу отца и, как чужую, не его, положила рядом с правой.
Ну вот, отдыхай, мы с Шуркой доделаем.
Да вот и беда, что вы, а не я, досадовал отец.
Через две недели гипс сняли, а еще через месяц Шуркин отец освободился и от корсета. Пугающе красивый из толстой темно-коричневой кожи, схваченный вдоль и поперек светлыми металлическими полосками, лежал он в сенях без надобности.
Кать, убери его к чертям подальше, сказал Василий. За цельный год он мне опротивел.
Уберу, с готовностью и радостно сказала мать. Сейчас, Васенька, поедим, и я выкину его.
После завтрака отец взялся ремонтировать костыли. Он снял резиновые наконечники и в каждый костыль для верной опоры вбил по толстому гвоздю без шляпки.
Так надежней, мне ведь не прогулки совершать с костылями, работать надо, значит держава, крепость нужна особенная, пояснил он.
Теперь, когда он встал и пошел по комнате, от гвоздей оставались отметины в полу.
А вечером приехал старый друг детства отца, Степка Сонюшкин.
«Синегубый» так его звали оттого, что все лицо и губы у него от контузии на фронте были в синих точках. Он привез две седелки, уздечки и просил за недельку подремонтировать, обещая ставить за это трудодни.
Знаю я твои трудодни, Степан, еще до войны. Ты мне лошадь, когда надо, дашь?
Дам, конечно, дам, говорил Степан, глядя невидящими от ожогов глазами, тускло и покорно. А ты сделай, у меня еще хомутишко один есть потрепанный, возьмешь?
А потник-то есть?
А как же! с готовностью ответил дядька Степан. Есть, неважнецкий, правда, но есть.
Когда ушел Синегубый, отец сказал:
Шурка, а знаешь, я ведь ловко так валенки до войны подшивал. Если взяться за это дело, не пропадем, точно говорю.
Мать радостно слушала эти разговоры и украдкой вздыхала.
Художественный руководитель
Сегодня перед уроком истории классная руководительница Лидия Петровна объявила:
Александр Ковальский, я тебя освобождаю по просьбе Валентины Яковлевны от уроков, ты ей нужен в постановке.
Шурка встал и под завистливые взгляды одноклассников вышел.
Ничего не поделаешь, Шурка артист.
По дороге в клуб он вспомнил, как впервые Валентина Яковлевна появилась в школе два года назад.
В тот день вначале ему не везло. На перемене у туалетов к нему привязался Толик Юнгов, и они подрались. Так, не зло. Как бы проверяя друг друга, обменялись тумаками. Но Шурка поскользнулся и припал на одно колено, прямо в грязную лужу. Зазвенел звонок, и Толик убежал, а он остался очищать грязную штанину. Когда вошел в класс, хмурый учитель географии Норкин Василий Иванович уставил в него не мигая свои карие, под навесом черных больших бровей глаза:
Опять дрался? Оттого и опоздал?
Нет, ответил Шурка, свято веря, что они с Юнговым и не дрались. Так себе И опоздал он не из-за драки, просто случайность поскользнулся и попал в лужу.
Лгать нельзя, обидно, как маленькому, сказал учитель географии, я все видел в окно. В наказание будешь стоять, пока не скажешь правду.
Где? с горечью выскочило у Шурки. «Неужели меня поставят в угол?» подумал он.
А где вот находишься сейчас, там и стой.
«Если видел все в окно, то что ему от меня надо? Ведь он должен понять, что все получилось случайно».
Шурка остался у двери. Незаметно продвигаясь, он оказался у подоконника. Стал смотреть на улицу. Правая рука, вернее, указательный ее палец ковырял потихоньку известку в оконном проеме.
Было обидно и неинтересно. Из окна сквозило, и Шурка два раза шмыгнул носом.
Ты что, герой, плачешь? Так знай, коммунисты не плачут!
В классе хихикнули.
Не сметь! грозно выкрикнул Норкин. Не сметь смеяться.
«Если я что-нибудь скажу сейчас такого, то все рассмеются и нас потащат в учительскую, надо молчать», подумал Шурка и повернулся к стене лицом.
Разрядило ситуацию удивительное событие. Открылась дверь за спиной Шурки, и в класс вошли Лидия Петровна и с ней незнакомая женщина. Классная руководительница извинилась перед Норкиным и представила классу незнакомку:
Ребята, сегодня у нас в гостях Валентина Яковлевна Плотникова художественный руководитель районного Дома культуры. Пожалуйста, мы вас просим, она как конферансье развела руками.
Шурка смотрел с удивлением на гостью. Он ее узнал, он видел ее несколько раз, но так близко никогда. У доски стояла осанистая, крепкая женщина в светлом костюме, ярко-красной кофте с большим отложным воротником.
Шурке эта необычная женщина давно запомнилась, хотя она даже, наверно, и не знала о его существовании.
Ребята, кто из вас хочет стать настоящим артистом, а? с ходу спросила она.
В классе воцарилась гробовая тишина. Всех, очевидно, сразила внешность этой женщины. Тряхнув крупной головой с короткими черными кудрявыми волосами, она сказала совсем непривычное в устах взрослых в этом классе:
Слабо? Да?
А что нужно уметь? спросила находчивая Ниночка Иванова.
Желательно все, опять энергично ответила гостья. Но для начала надо просто записаться и в пятницу после занятий прийти для просмотра. Мне нужны артисты в драмколлектив, танцоры в ансамбль, хористы. Наш хор народный. Мы уже записались на пластинку в Москве, приходите слушать.
Она пристально посмотрела на притихших ребят.
Талант рождается в детстве, а может, конечно, и раньше, понятно?
Она свободно и заразительно засмеялась. Так в школе никто не смеялся.
А я, как бабка-повитуха, помогу, как могу, если будете слушаться. Не теряйте момента!