Я знала, что Фаррелл хочет выслужиться перед мамой. Он гордится тем, как хорошо экипажем правит. К чему человека радости лишать?
Больше всего меня впечатлило то, что Молли вообще умеет что-то скрывать. Я был уверен: она вся как распахнутая книга.
То есть ты знала про их их взаимный интерес? светским тоном поинтересовался я, не отводя взгляда от ее прямой, как доска, спины.
Ну я же не слепая. В отличие от вас. Она покосилась на меня, вдруг развеселившись. Но что с вас возьмешь, зрение-то уже не то, а?
Я оскорбленно промолчал обидно было, что мою проницательность подвергают сомнению. Похоже, добиться того, чтобы Молли через пару дней жить без меня не могла, будет сложнее, чем я думал.
На площади, где утром проходил праздник земляничного безумия, обстановка была деловитой и мрачной. Торговцы упаковывали свой товар: те, кто еще не уехал, явно собирались это сделать. Тела девушки уже не было, кровь с мостовой смыли. Констебли угрюмо маячили по периметру площади. Видимо, праздник отменила полиция.
Констебли все были в одинаковой, как у солдат, униформе, в высоких фуражках с золотым значком в виде британской короны. Вид у них был довольно бравый, так что на минутку я понадеялся, что преступника уже нашли без нас. Лишили меня славы, зато облегчили задачу. Я подошел к зажиточному на вид лавочнику, который уныло грузил ящики на телегу.
Уважаемый, вы не подскажете, убийцу поймали?
Куда там, буркнул он. Никакого толку от этой британской полиции, только зря налог на них платим.
Слова «британская полиция» меня ободрили неужели тут служат мои соотечественники, а не дикие местные ирландцы? Это значительно упростит дело.
Не знаете, кем была убитая бедняжка?
Лавочник грохнул на телегу очередной ящик и с подозрением глянул на меня.
Вы не англичанин случаем? Говорите, как они.
Отрицать это было, к сожалению, бесполезно, я, со своим блестящим образованием, никак не смог бы изобразить местный неблагозвучный говор.
Не просто англичанин, произнес я, сразу переходя к самому действенному способу убеждения, какой только известен человечеству. А англичанин, у которого есть деньги и которому очень нужно что-нибудь узнать об убитой девушке.
Я вытащил из жилетного кармана монету и многозначительно покачал ее на ладони.
Слышал, дочь богатых родителей, сказал лавочник, не отводя взгляда от монеты. Но кого именно, не знаю, сплетнями не интересуюсь. Я так и сказал тому проныре, который час назад приходил.
Что за проныра?
Из газеты. Тоже про девушку расспрашивал.
А как его звали?
А то он представился! Сказал, из газеты, и все. Но уж как страстно расспрашивал!
Ого Киран со своим будущим убийцей так и познакомился: изучал место, где убили его возлюбленную, и встретил там незнакомца. Тот представился частным сыщиком, а бедняга Киран так и не узнал, что это вранье. И если убийца тогда вернулся на место преступления, что мешает ему поступить так снова?
Опишите человека из газеты.
Я наконец опустил монету на ладонь лавочнику, и она мгновенно исчезла в его кармане.
Стройный джентльмен, молодой или, скорее, моложавый. Собой хорош, гладко выбрит, старательно перечислил повеселевший лавочник. Костюм из дешевого сукна, волосы темные, в остальном ничего интересного.
А рост? жадно спросил я.
Если этот псевдожурналист оглобля или коротышка, все пропало.
Да средний, ни то ни се. Вот примерно как вы.
Довольные беседой, мы распрощались, и тут я понял, что Молли рядом нет. Она оживленно болтала с женщиной поблизости. Заметив мой взгляд, она подошла.
Девушку звали Элизабет Дигсби, торжественно сказала Молли. Дочь барона Дигсби. Она покупала землянику просто для отвода глаз. Марианна говорит, Элизабет кого-то искала.
Прямо как красавица, которую я спас от смерти ровно месяц назад: та озиралась, высматривая кого-то в толпе.
Эта Марианна твоя приятельница? спросил я, немного задетый тем, что Молли легко (и, скорее всего, бесплатно) добыла такие ценные сведения.
Да первый раз ее вижу. Только дело ясное: о женщинах лучше женщин расспрашивать. Элизабет красивая была, такую на рынке сразу заметишь. Марианна земляничный компот поблизости продавала, но торговля не шла, вот она на нарядную леди и засмотрелась. А убийцу не видела отвлеклась, покупатель подошел.
Зато тот, кого расспрашивал я, возможно, видел убийцу всего лишь час назад! похвастался я. В этот раз он выдал себя за газетчика. Нужно посетить редакцию и проверить если тот, кого описал лавочник, там не работает, значит, у нас есть приметы убийцы.
На Молли это произвело впечатление, и я торжествующе улыбнулся.
Поехали. Я знаю, где контора местной газеты, писал для них статью о восставших мертвецах. Сомневаюсь, что газет в вашем городе больше одной.
На пути к экипажу, который Молли оставила без присмотра у края площади, я еще разок покосился на констеблей. Увы, вряд ли они чем-то нам помогут. Лица у них были скучающие и, признаться, совсем не британские. Если приглядеться простые местные крестьяне, которых одинаково одели.
Пока мы ехали по городу, где-то дважды пробил колокол. Всего два часа пополудни, а мне день казался бесконечным! Город в этот теплый, солнечный час был полон шума, лязга колес, лая собак и пронзительных голосов уличных зазывал. Около здания дублинской газеты я сказал Молли:
Подожди здесь, я быстро.
Еще чего! С вами пойду.
Газета это мужской мир, ты слишком много внимания привлечешь.
А если там убийца?!
Он точно не убьет меня посреди конторы.
Молли заколебалась, но все же буркнула:
Ладно уж, идите.
В разгар дня редакцию наполняли суета, беготня, стук пишущей машинки и шелест бумаги. В приемной стояла скамья для посетителей, возле нее полка со свежими номерами газеты («Опусти в кружку один пенс и бери! Дешевле, чем на улице!» гласила деревянная табличка) и стойка, заваленная письмами. За распахнутыми дверьми в большой зал царили шум и гам. Я туда с интересом заглянул. В прошлый мой визит двери были закрыты, а ведь любопытно узнать, как создается газета. Оказалось, ничего особенно интересного: много разнокалиберной мебели, табачного дыма, исписанной бумаги и азартно кричащих друг на друга мужчин (не крестьян, но и не джентльменов).
За стойкой для писем стоял все тот же ловкий малый лет тридцати, которому я месяц назад вручил свою статью о восставших. Увидев меня, он радостно присвистнул и немедленно бросил свое занятие.
А я-то ждал, когда снова зайдете! Решил, что вы умерли. Вид у вас был больной, а сейчас, признаться, еще хуже. Он облокотился на стойку. Вы просили найти сына того мужчины, которого убил тюремный охранник, и я это сделал! Читателей так тронула история отца, который даже после смерти, будучи восставшим мертвецом, о сыне волновался, они нам кучу писем написали. И знаете что? В тюрьме струхнули от такой огласки, и теперь дело этого парня пересмотрят в суде. Они с отцом всего-то парочку кур украли. Он скоро выйдет! Мы этого добились, и все благодаря вашей прекрасной статье о восставших! Да и я в накладе не остался: меня тут никто всерьез не воспринимал, а после этого мне доверили материал для чужих статей собирать! Хотите к нам на постоянную работу? Я похлопочу.
Нет, благодарю. Я очень занят, и у меня к вам срочный вопрос.
А это кто? восхищенно выдохнул газетчик, глядя мне за спину.
Я обернулся. Ну конечно, как я мог поверить, что Молли останется в стороне! И тут я заметил кое-что еще: то, как она смотрит на газетчика. Внимательно, долго. Пожалуй, даже ошарашенно. Газетчик смотрел в ответ, независимо задрав подбородок.
А вы кто? осторожно спросила Молли.
Он самый обычный работник. Я ответил сам, чтобы прервать этот поток непрошеного внимания. Письма сортирует.