* * *
Неудачный выдался у него год. На самом-то деле времени прошло больше, но проще это считать годом, по-школьному, отгородиться от этого кошмара, расценивать его как обособленный отрезок времени, ни с чем больше не связанный. Бен сутками просиживал перед телевизором, хоть и не мог больше смотреть передачу Элинор, где звезды узнавали о своих корнях. Сколько бы ни повторяла Элинор мягким западным говорком, что передача дурацкая, зрителям все равно она нравилась люди с радостью смотрели часовой выпуск лишь ради того, чтобы узнать, что Гарри Конник Младший дальний потомок Буффало Билла.[2]
Он снова начал курить, глотать всякую химию исключительно таблетки, ничего запрещенного, он же взрослый, ответственный человек. А все Стивен светловолосый, с детской мордашкой, зачастил к нему с пламенными речами против преемницы Бена, с уверениями, что без него все разваливается. С идеями новых совместных проектов: подкаст, интернет-сериал, богатенький парниша, к которому можно обратиться за деньгами, хоть Стивен и не уточнял когда. «После фестивалей», говорил он уклончиво.
Бен всегда умел найти подход к богачам. Этого требовала его прежняя работа умения очаровать, подольститься к толстосумам, чьи дома появляются на страницах журнала: твоя задача придать их жизни глубину, утонченность, а они в долгу не останутся или денег пожертвуют, или вступят в совет директоров, упрочив вашу связь. Богатые внушают чувство, что ничего невозможного нет, ведь для них это так и есть. Если крутишься с ними рядом, то проникаешься верой в изначальную доброту мира, чувствуешь себя избранным, неуязвимым. Бен тоже поддался магии денег верил, даже после всего, что ему не дадут пропасть. Но все эти люди куда-то делись, лишь один член совета директоров замолвил Артуру словечко за Бена, порекомендовал его как редактора из чувства справедливости. Или жалости.
Встречи со Стивеном воодушевляли Бена они строили планы, а в пепельнице потихоньку росла гора окурков. А после ухода Стивена наваливалась тоска. Нельзя ему курить, не стоит водиться с юнцами чуть за двадцать. Голова гудела, будто стянутая обручем, всплывали обрывки песен, Бен напевал вслух и улыбался.
Однажды он ездил вечерним экспрессом на встречу с другом юности, пропустить по стаканчику. Друг якобы предлагал ему работу, но Бен знал, что это всего лишь видимость, у работодателей он в черном списке. Надолго ли? Кто-то наверняка знает, держит в уме определенный срок, в зависимости от того, насколько серьезны его прегрешения, но, так или иначе, ему ничего не говорят.
Он опаздывал, бежал задыхаясь, перепрыгивая через две ступеньки. Миновав турникет, он облегченно вздохнул: поезд еще стоял у платформы. Двери были закрыты черт! но вдруг открылись, издав что-то вроде натужного вздоха. Отлично! Но тут Бен понял: он на платформе один и вагон пустой. Его охватил ужас. Бен решил уехать следующим, вот и все. Но поезд не отправлялся, так и стоял с открытыми дверьми у перрона. Бен смутно чувствовал: садиться в вагон нельзя. Поезд ждет только его одного. Сесть на него значит покинуть этот мир и очутиться в другом, чуждом. Бред, конечно, мало ли почему он задерживается, но поезд стоял очень долго, не трогался, и страх в душе Бена нарастал с каждой секундой. Поезд не тронется, пока он не сядет. Бен точно это знал. Оранжевые кресла были ярко освещены, кондуктор стоял к Бену спиной, это и было почему-то страшнее всего, кондуктор без лица.
* * *
Как долетели, хорошо? спросил водитель.
Да, спасибо.
Сумку Бен поставил рядом с собой на заднее сиденье.
Повезло нам с вами, сказал водитель, вырулив на дорогу, по которой машины выезжали из аэропорта. В сторону юга пробок сейчас нет.
Вот что, Бен подался вперед, вы не против сначала в другое место заехать? Недалеко, я проверял. Можно сказать, на секундочку.
Водитель пожал плечами то ли не против был сделать крюк, то ли так выражал недовольство. Протянул Бену свой телефон в толстом камуфляжном чехле:
Вбивайте адрес.
Навигатор привел их в квартал близ океана бежевые домики, двери в испанском стиле, дощатые настилы в морском тумане. Улицы шире нью-йоркских, людей на тротуарах меньше, одни студенты, ждут поезда. Все в куртках и вязаных шапочках, поеживаются от сырости. Две девушки, застегнутые в одну фуфайку, смеясь, ковыляют по платформе, будто шестилапый диковинный зверь.
Припарковаться? спросил водитель, подъехав к оштукатуренному зданию.
Не надо, я на минутку в самом деле.
* * *
Дверь открыл заспанный парень босиком, глаза закрываются на ходу, а все равно строит из себя делового. Взгляд он направил мимо Бена, в пустой коридор.
Я вас ждал чуть позже. Он сунул ноги в сандалии, стоявшие под дверью. Проходите.
В комнате на диване сидела девушка в старомодном приталенном платье.
Это друг Стивена, объявил хозяин.
Здрасте. Девушка устроилась, поджав под себя ноги, натянув на колени юбку-колокол. Волосы у нее были цвета красного вина, Бену этот цвет напомнил начало девяностых.
А вы откуда знаете Стивена? спросил парень, достав коробку для рыболовной снасти, и поманил Бена к кухонному столу.
Он мой помощник, объяснил Бен. Вернее, бывший помощник, да какая теперь разница? Он дал мне ваш телефон.
Славный он малый, Стивен.
Отличный малый.
Этот вымученный разговор должен был придать сделке видимость нормальности, обыденности.
Да, надо бы проведать как-нибудь Стивена, сказал парень.
Ты же не любишь Нью-Йорк, подала голос с дивана девушка. Ты же говоришь, там она задумалась, захлопала глазами, ужасно.
Она повернулась к столу, лучезарно улыбнулась Бену. А вдруг она знает, кто он такой? Слышала, в чем его обвиняют? Да ну, глупости, откуда ей знать? Когда Бен уходил, девушка, зевнув, помахала ему с дивана.
* * *
Обмен совершен, деньги перешли из рук в руки все как надо. Как в компьютерной игре все препятствия позади, награда завоевана, слышен радостный перезвон. На лестнице Бен попытался проглотить таблетку, но тут же закашлялся, пришлось остановиться, прижаться к стене. Он старался кашлять потише, но получалось лишь сильнее, пока наконец таблетка не раскрошилась в горле.
Все в порядке? встрепенулся водитель, когда Бен открыл дверцу.
Нью-йоркский знакомый. Надо было зайти, кое-что передать.
Прекрасный город Нью-Йорк, сказал водитель. Я там был сколько же раз пять?
Да, отозвался Бен, прекрасный город.
Он откинулся на сиденье, в машине было тепло от печки. Он тоже когда-то думал, что Нью-Йорк прекрасный город. Славный город. К Бену приезжал туда в гости брат, всего однажды. Бедняга Джуд, живет теперь в интернате в Лонг-Бич, думает, что вся его жизнь телешоу, что на него смотрят зрители. Мать однажды водила вокруг головы Джуда металлоискателем, уверяла, что он заглушает голоса. Как ни странно, помогло. Хоть ненадолго.
Джуд приезжал к нему в Нью-Йорк еще до болезни, хотя звоночки, пожалуй, уже были. Даже если и были, Бен за своими заботами не замечал странностей в жизни брата. В тот год Бена повысили журналисты брали у него интервью, угощали обедами, где вино лилось рекой, звонили его университетским преподавателям, расспрашивали о его успехах в науках; он получал по электронной почте поздравления от тех, кого когда-то боготворил, а на банкетах отмерял порциями свое внимание, как будто это ограниченный ресурс, да так оно, собственно, и было. Предложения Элинор он еще не сделал, но все к тому шло. Это было время необычайного везения, пусть вслух об этом никто не говорил, даже думать не смели, не было причин полагать, что это когда-нибудь кончится.
Бен не любил вспоминать тот единственный приезд Джуда как между ними сгущалось молчание, как он нарочно прятал от брата Элинор.