Не хочу расстраивать
Вот и не надо, клацнул я по клавиатуре, запуская систему.
звонил твой отчим.
Я скрипнул зубами. Адвокат ему, конечно же, уже донес все. Я не отчитывался еще не до него было. Да и не в приоритете он.
Сказал, если ты не появишься лично у него завтра, то он приедет на работу.
Пусть едет, сощурился я на экран. Думает, я не сделаю его пропуск временно недействительным?
Обидится
Но я уже не слушал ушел с головой в работу и отчеты. Имя погибшего Стивенса напомнило, что есть один важный вопрос.
По ребенку Стивенса решили с компенсацией?
Не слышал. Да и не единственная это проблема. Он все равно переходит на попечение Клоувенса, а компенсация ляжет на счет, поэтому и не торопятся.
Черт
Ребята были у него. Он говорить перестал. Отправили в психиатрическое пока.
Я прикрыл глаза, опускаясь лбом на кулак. В тишине кабинета ничто не мешало закопошиться под кожей собственным воспоминаниям
Я почувствовал, когда отца не стало. Мне тогда будто сердце вынули, я перестал дышать почти, хватался за грудь А потом отпустило. Будто кто выдернул изнутри что-то важное, и пустота заполнилась болью. И только через много лет тишиной. У этого ребенка все это впереди
Можно к нему будет?
Правда хочешь?
Я дал взглядом понять, что не стоит мне задавать подобные вопросы, и вернулся к монитору:
На утро реши.
Хорошо.
И я надел наушники, чтобы внимательно вслушаться в происходившее в заброшенной пекарне, где мы вчера устраивали облаву. Час за часом я буравил взглядом одну точку на столе, сдавливая карандаш между пальцев. Лист был почти пуст на временные отметки так, пара непонятных фраз для расшифровки и очистки от помех
А вот перед первыми выстрелами отчетливо слышался крик. Могло показаться, что это просто мат, но я все равно пометил временной отрезок и поставил в приоритет для расшифровки.
Когда оторвал взгляд от монитора, над городом уже светало. Очертания каменного квартала смешались в какую-то грязь. Я откинулся в кресле, теряя концентрацию, и в голову снова полезли мысли о журналистке.
Странно нервы не дрогнули, горло не сдавило от сухости и жажды, но из груди вырвалось требовательное и взвешенное рычание: «Моя». Видимо, гормоны поутихли, наконец. Желание из одуряющего и смертельно опасного стихло до терпимо тлеющего. Голова стала, наконец, абсолютно ясной.
Глянув на диван, я не нашел на нем Майка, зато на краю стола стояла чашка с кофе. Потрогал, убедился, что он безнадежно остывший.
Было в этом утре что-то особенное последний день прежней жизни. Странно, что не было никаких сомнений по поводу Донны. Я ведь не обществу вызов бросал, а себе самому прежде всего. Не нашел времени выбрать зверь выбрал за меня. И неплохо так выбрал, надо сказать девочка идеально соответствовала моему вкусу. В меру зубастая, дерзкая, заводная И мордашка с фигурой загляденье. Немного травмированная, но живая. А не все эти идеальные до ряби в глазах самки, которых то и дело натравливал на меня отчим. Страшно было представить, что на какую-то из них сделал бы стойку, но зверь ни разу не подставил уносили ноги с поднятой головой и брезгливой гримасой.
Пожалуй, я даже был рад, что так вышло.
Я прикрыл глаза совсем ненадолго, откинув голову на подголовник только откуда взялся этот солнечный заяц вдруг на морде?
Солнце определенно мне мстило за что-то снова нашло и пырнуло в глаза.
* * *
Только-только начался рабочий день моего издательства, а я уже стояла на пороге приемной своего начальства Кермана Лавера. Бывший военный журналист и советник, он и в атмосфере офиса новостного агентства «Таймстоун» добился жесткой дисциплины и самоотверженности. Мне нравилось у него работать. Мы не занимались светскими новостями. «Таймстоун» освещал политические, криминальные и городские новости. Здесь я казалась себя по-настоящему важной, независимо от моей «бракованности».
Надо сказать, что женщин в агентстве по пальцам пересчитать, а я вообще единственная, кто носится на передовой.
Босс был в офисе, как обычно, за час до официального начала рабочего дня. Этим я и воспользовалась, прокравшись к нему в приемную.
Явилась, не оборачиваясь, констатировал он.
Вы наверняка знаете правду, тихо пролепетала я, стоя у него в кабинете.
Я наверняка знаю, что ты дура повернулся он ко мне от окна.
Никогда не отличался деликатностью, но я все равно разочарованно выдохнула, чувствуя, как ноги превращаются в желе. Тяжело признаваться себе, что зависишь от всех, и только сам по себе ты никто и ничто.
Но ты моя дура. И терять я тебя не хочу.
И почему же я дура? сложила руки на груди.
Принимать события не умеешь, сдвинул он брови на переносице. Не знаешь, когда надо погладить, а когда зарядить по морде когтями. Ты отрицаешь вместо того чтобы включить голову
Легко вам говорить, перебила я, выпрямляясь.
Я всегда сжималась перед Лавером, но после Харта он вдруг показался мне вполне терпимым.
А жизнь вообще нелегкая штука, и только говорить в ней, пожалуй, легче всего. Сложнее правильно действовать. Поэтому мы с тобой и работаем теми, кто говорит, но ни черта не действует.
Значит, не дадите мне осветить нарушение моих прав через наше агентство, процедила я, задирая подбородок.
Могу дать, сурово ответил он. Но только чтобы использовать тебя в качестве источника политического скандала и, как следствие, подъема рейтинга моего агентства. Хочешь?
Мне все равно, тяжело выдохнула я.
Я об этом и говорю ты дергаешься, не желая брать себя в руки. У Харта идеальная репутация. Станешь его парой твой личный рейтинг взлетит, утрешь носы всем зарвавшимся, станешь богиней для таких же девочек, мечтающих о лучшем будущем
Я стану надеждой для тех, кто боится защитить себя в суде и быть осужденной обществом! горячо парировала я, не сразу соображая, что как раз в этом случае он наживется на громком скандале гарантировано, чем в случае моей капитуляции.
Мы уставились друг на друга. Лавер с искрящимся довольством в рыжих, почти тигриных глазах. Куда я лезу? Харт был прав мне мозгов не хватит вести войну с этими матерыми хищниками. Я же бросаюсь на каждый солнечный зайчик на стенке, не разбирая, что мной просто манипулируют.
Кофе, Донна?
Я только сжала губы, шумно выдыхая:
Я сделаю.
Мне нужно было подумать. Потому что Лавер собирался мне дать все, что захочу статью, шумиху, ничего Ответственность на мне. Но и отступать я не стану.
Когда вернулась с двумя чашками, босс уже забыл обо мне и занимался текущими делами.
До полудня я выпущу
Мне все равно, что ты сделаешь, перебил он бесцеремонно, игнорируя кофе. Вся ответственность на тебе. Иди действуй. Только адвокату позвони, прежде чем рушить ее стратегию на корню Свободна.
Я развернулась и направилась в офис, сцепив зубы. Вилма действительно предлагала воевать теневыми методами. Даже советовала собраться и переехать к Харту сегодня, потому что ее стратегия требовала времени. Но я была против. Представить, что я добровольно сдамся и позволю к себе прикоснуться снова, было невыносимо. Да, босс прав я истерила, как загнанный в угол зверь. Харта эта возня не остановит, а вот огласка вполне. Но и разозлит тоже. Только я уже видела его в ярости и испытала на себе в полной мере.
Усевшись за рабочее место, я уже не сомневалась. В офисе все еще было тихо, и каждый удар пальцев по клавиатуре отдавался уколом адреналина в солнечном сплетении, но я упрямо набрасывала текст статьи. Не прошло и двух часов, а я уже отправила ее Лаверу на согласование. Получив тут же «одобрено», я запустила информацию в анонс на сайте тут же замелькал заголовок: «Генеральный прокурор Ронан Харт обвиняется в изнасиловании». Мокрыми пальцами я настучала Вилме указание подавать обращение в суд для предварительного слушания. И сползла по спинке кресла, съежившись.