..
Я торопливо
вышел вслед за Хруртом. Рыцари на конях и пешие воины поспешно выстраиваются в
две длинные шеренги. Чем ближе к моему шатру, тем выше по титулу и знатнее по
роду, а за два десятка ярдов от него только графы, бароны и виконты.
— Ладно, —
сказал я недовольно, — ламбертинцы доберутся сюда еще не скоро. Давайте пока
пройдемся по лагерю, сделаем вид, что понимаем что-то в этом деле.
Он усмехнулся:
обсудить в самом деле есть что, тут же заговорил о выдвижении легкой кавалерии
на границы герцогства, да не воспользуется никто из соседей, чтобы отхватить
кусок...
Мы сделали
полный крут, когда за нами прибежал гонец и сообщил, что его высочество уже
ждут...
Трон за это
время укрыли наскоро настеленными красными, пурпурными и багряными шелками и
бархатом. Не только сиденье и на подлокотники, но укрывают даже высокую спинку,
где хищно растопырил крылья неведомый зверь.
От трона теперь
протянута дорожка из красного бархата на пять ярдов, придавая особую
торжественность моменту.
Я опустился на
трон и начал ждать. Барабанщики по сигналу пробили дробь, а затем простучали
нечто парадно-возвышенное, но когда вельможи Истанвила подошли к краю дорожки,
разом подняли палочки и застыли в ожидании.
Лорды столицы,
как я заметил, при всей обязательной невозмутимости то и дело бросают острые
взгляды по сторонам. В диковину, как понимаю, и ровный строй солдат с копьями,
острия смотрят в небо, и ни одно не колыхнется, и этот странный музыкальный
инструмент, в самом деле так подходящий для войны...
И еще весьма
странно, рядом со мной сидит на простом стуле, но с высокой спинкой, самое
удивительное существо, какое они могли только представить: с копной пышных
волос из настоящего золота, что роскошно падают на плечи и спину, но не скрывают
кончиков торчащих ушей, нежно-розовых, как леденцы. Никто никогда не видел
таких крупных и чуточку удлиненных к вискам глаз, наполненных чистейшей
голубизной, которую наполовину скрывают длинные пушистые и загнутые ресницы.
Лалаэль сидит
царственно, только я знаю, насколько жутко этой мышке в обществе множества
больших и страшных человеков, а я откинулся на спинку трона, руки возложил на
широкие подлокотники (нужно выглядеть властным, надменным и жестоким), но
Растер подал мне меч и показал взглядом, что это уместнее.
Я упер острие в
покрывающий пол бархат и смотрел прямо и непреклонно. Их пятеро, во главе
упитанный вельможа в камзоле из темной ткани, однако весь в золотых нитях
шитья, толстая золотая цепь свисает на грудь и держит тяжелую двенадцатиконечную
звезду размером с блюдце.
При всей его
дородности и заметно выпирающем животе, лицо узкое и странно худое, желтое, под
глазами темные мешки в три ряда.
Рядом с ним,
чуть отступив на шаг, граф Дэниэл Чарльз, лорд Кандорска и Святой Пустоши, а
также он еще и глава заговорщиков, обещавших отстранить герцога от власти.
Остальные, на
мой взгляд, просто знатные вельможи, не чувствую, чтобы чем-то выделялись,
весомы только знатностью рода, связями и близостью ко двору.
Сэр Ульрих
поглядывает на меня как-то странно, иногда бросает беглый взгляд на графа
Дэниэла Чарльза, так подло предавшего своего господина... Я кивком подозвал его
и сказал вполголоса: — Ульрих, мне было видение от Самого, я должен быть
гуманистом и соблюдать базовые либеральные ценности, увы. Это значит — простить
графа, который почему-то больше радеет о стране, чем о предавшем страну
человеке на троне.