Не помню, что из сказанного ими навело меня на мысль, что у них хватает претензий друг к другу, но ощущение было отчетливое. Взгляды, которыми они обменялись теперь, только подтвердили мои подозрения. О чем-то я не знала – о споре, соперничестве, может, даже вражде между ними. Нехорошо это.
По склону взобрался Рис – мокрая статуя из слоновой кости – и остановился, не дойдя до нас несколько шагов, словно тоже почувствовал напряжение.
Что положено делать, когда сидишь верхом на одном любовнике и приходит другой? Шолто был мне не муж и не король. Я отняла у него свою руку и протянула Дойлу. Дойл поколебался пару мгновений и взял ее, глядя на соперника, не на меня. Только потом черные глаза посмотрели на меня. Выражение лица у него нисколько не изменилось, но жесткость чуть ослабла. А может, вернулась нежность.
У него за спиной по склону вскарабкались Холод и Мистраль. Оба они были одеты и топорщились оружием. Одежда и оружие мешали им двигаться; Холоду даже пришлось подхватить Мистраля за локоть, когда тот поскользнулся.
И оба застыли на месте, глядя на нас: Холод держит Мистраля за локоть, Мистраль чуть ли не на коленях, выпрямиться не успел. Они не просто уловили повисшее в воздухе напряжение – очевидно было, что они знают о вражде Дойла с Шолто.
Дойл держал мою руку, и тяжесть в груди, которую я даже не осознавала, заметно уменьшилась.
Страж меня поднял, отнимая у Шолто. Руки царя слуа, все его тело отпускали меня с ужасной неохотой. Я содрогнулась, ощутив, как он выскальзывает из меня, и только хватка Дойла не дала мне рухнуть на колени.
Шолто тоже успел меня подхватить – руками за бедра. Дойл притянул меня к себе, подняв над телом Шолто. Шолто убрал руки, а то стало бы похоже на перетягивание каната – не царское занятие.
Стоя в объятиях Дойла, я вглядывалась в его лицо, пытаясь понять, о чем он думает. Вокруг меня крошечные растения развернули крошечные листочки, и мир вдруг наполнился запахом тимьяна – пряным и свежим травяным ароматом, который чувствовал Шолто, когда для меня пахло розами.
Нежная травка щекотала мне ступни, словно напоминая, что есть в мире вещи и поважнее любви. Только, глядя в лицо Дойла, я в этом сомневалась. Я хотела, чтобы он был счастлив. Хотела, чтобы он знал, что я этого хочу. Хотела объяснить, что Шолто был хорош, и выброс магии был колоссальный, но теперь он мало что для меня значит, не то что руки Дойла вокруг меня.
Но такое не скажешь вслух, когда объект обсуждения лежит в шаге от вас. Так много сердец нужно успокаивать – включая мое собственное.
Травка опять пощекотала мне ногу, обернулась вокруг щиколотки. Я взглянула на зелень и припомнила мою любимую грядку тимьяна. Бабушка посеяла его в огороде за домом, где прошло мое детство, посеяла множество сортов. Лимонный тимьян, серебристый, золотой. Стоило мне об этом подумать, и обвившее мою ногу растеньице подернулось золотом. Листья на некоторых растениях засеребрились, другие стали лимонно-желтыми, третьи – ярко-золотистыми, как солнечный луч. В воздухе повеяло легким лимонным ароматом, словно я растерла в пальцах желтый листок.
– Что ты делаешь? – прошептал Дойл. Низкий голос отдался у меня в позвоночнике, и я вздрогнула.
– Просто подумала, что тимьян бывает разный, – тихонько сказала я, почему-то не хотелось говорить это громко.
– И растения стали разными, – заключил он.
Я кивнула.
– Я не высказывала пожеланий вслух, Дойл, только подумала.
Он меня обнял:
– Знаю.
Мистраль с Холодом присоединились к Рису. К нам они не подошли – опять же не знаю почему. Они как будто ждали разрешения подойти, как ждали всегда разрешения королевы Андаис.
Я подумала, что ждут они моего разрешения, хотя могла бы и сообразить, что не во мне дело. Шолто из-за моей спины сказал:
– Нечасто сидхе соблюдают этикет, но если вам нужно разрешение подойти, то я его даю.