Как так, отчего? метался я по конюшне, расспрашивая слуг. Но те только прятали глаза.
Кузьма! Рыжий чёрт заглянул в распахнутые двери конюшни и, состроив ухмылку, зашёл за угол.
Я выскочил наружу с твёрдым намерением если не докопаться до истины, так хотя бы при помощи силы стереть эту циническую улыбочку с его губ. Однако Дьявола и след простыл. Только петляла, пробираясь между кустами жимолости, крупная чёрная кошка.
Пришлось ни с чем возвращаться в комнату и обдумывать план побега тщательнее. Просить графа я уже ни о чем не пытался, ибо это, похоже, бессмысленно»
76-й! Эй, 76-й! металлический бас, доносящийся из вокализатора, прервал изыскания.
Чего тебе?
Я недовольно оторвался от книги, обнаружив, что сижу в кладовке, куда зашёл якобы в поисках пустого энергоящика.
Ты куда пропал? Сияние световых панелей заслоняла похожая на клёпаную лейку голова 54-го. Тебя тут все ищут. Прораб как с цепи сорвался.
Сейчас приду, неохотно отозвался я.
А чего это там у тебя? заинтересовался напарник, заметив лежащую в моих манипуляторах книгу.
Ничего.
Я быстро захлопнул сборник, убрал в бардачок, после чего вышел обратно в грузовой отсек. 54-й, парень, конечно, неплохой. Но больно уж болтливый. А, если известие о моей находке разойдётся по станции
Никто не знал, откуда у кибернетических организмов взялась страсть к коллекционированию и изучению предметов искусства. Например, МР-51 собирал и хранил в стазикубе сарманджи живые шляпы жителей планеты Ригель. А Звяк-нога коллекционировал одинаковые ночные горшки с Альдераана, обязательно повёрнутые ручкой внутрь.
Само собой, делать что-либо подобное строго запрещалось. Ибо это квалифицировалось как сбой программного обеспечения и нарушителя ждала полная зачистка памяти.
Раньше я думал, что не подвержен общему безумию. До сегодняшнего дня, когда познакомился с «ХРОНИКАМИ МЕРТВЫХ ГОРОДОВ».
В зале царил рабочий переполох. Работники бегали, сортируя вещи по контейнерам. Посередине ангара высился стол, возле которого сидел, делая заметки, прораб. Креслом ему служила пара коробок из-под бананов, поставленных друг на друга.
Вазы династии Минь, листал он голокаталог, делая отметки. Так, а династия Цинь где? А, вот же они
Незаметно встроившись в общий процесс, я потянулся за ящиком, лежащим на верхней полке. И тут книга выскользнула из бардачка и с громким хлопком упала на пол.
Кляня собственную забывчивость, помешавшую починить давно клинившую крышку, я быстро нагнулся и сунул книжку обратно. Но поздно.
Эй! грозный оклик заставил замереть на месте.
Может, прораб обращается не ко мне?
Однако дальнейшие события развеяли эти надежды.
Эй, ты! Ты, 76-й! Это чё там у тебя?
Ничего, сэр. Потупил я голову.
Прораб поднялся с импровизированного сиденья и подошёл ко мне. Он шёл вроде бы неспешно, но все почему-то разбегались, спеша освободить дорогу.
Атмосфера в зале накалилась, в воздухе витало предзнаменование крупной взбучки. Прораб подошёл, встав вплотную так, что я видел только покачивающиеся мыски ботинок.
В глаза мне смотри, негромко, но зловеще, приказал он. В глаза посмотрел, убогий, я сказал! Это чё там у тебя? Кивнул он в сторону бардачка. И поманил перепончатой лапой: А ну, давай её сюда. Живо дал, я сказал!
Я обречённо вынул книгу и положил ему на ладонь.
Вот так, удовлетворённо растянул заплывший жиром рот прораб. Одно радует, врать вы так и не научились, чёртовы железяки. И что это тут у нас? Книга? удивился он, разглядывая предмет. Ты че, 76-й, не знаешь, что это запрещено? Да и зачем она тебе? Ты, типа, чего-то в ней разобрать можешь? Га! Га! Га! громко засмеялся он противным голосом, похожим на гусиный клёкот.
Я Я Там нашёл. В кладовке, пролепетал я. Ещё не успел каталогизировать
Вот. То-то же, что не успел, погрозил прораб. Смотри у меня. Дуршлаг с ручками.
Сунув книгу в задний карман необъятных джинсов, он повернулся к ближайшему работнику и заорал:
Ты куда Рембрандта на одну полку с Бэнкси ставишь, ты, миандровый пентодрап?!
Здоровенный четверорукий гигант уронил коробку и сжался на полу, замигав лампочками в предвкушении удара шокером. Работа закипела
Часть II
Коридор второго уровня освещали лампы холодного света. Я выглянул из-за угла и тотчас нырнул обратно. Прораб ушёл. Наступила пора действовать.
Чуть ранее через окно я видел, как он поднимался к себе в контору и оставил отобранные «Хроники» в ящике стола.
Появление любого креакла на этом уровне было неслыханной дерзостью само по себе. А уж кража чего-либо из кабинета начальства Если меня поймают, то это будет не просто зачистка памяти, а отправка на переплавку в утилизационную печь. Однако я чувствовал, что просто обязан дочитать рассказ до конца!
Подражая героям той самой авантюрной прозы, я на цыпочках прокрался к стеклянной двери и, пустив в ход цифровой считыватель, вскрыл замок.
Стены конторки покрывали железные ящики, заваленные перфокартами. В углу стоял шкаф с одеждой. Дальнюю половину помещения занимал стол с голокраном и кресло.
Подойдя ближе, я дёрнул ящик. Не заперт. Внутри лежала фотография в резной рамке. С глянцевой поверхности грустно смотрела ярко одетая пухлая жабоанка с маленьким жабоанцем на руках.
Забавно. Прораб никогда не говорил, что у него есть семья.
А вот и книга. Я схватил её, раскрыв страницу по памяти. И прочёл:
«Был принуждён констатировать, что, верно, это смерть».
Смерть? Когда, чья? Чёрт, ничего не понятно! Может, дальше ситуация прояснится?
К удивлению моему, граф воспринял новость с чрезвычайным присутствием духа, которое можно списать на длительность болезни супруги и возможность заранее подготовиться к неизбежному исходу.
Для покойницы из деревни был выписан красивый гроб, обитый изнутри розовым бархатом, отороченным по краю нитью жемчужного бисера. Единственной странностью явилось то, что граф запретил служить заупокойную, ссылаясь на то, что проделает это лично. Вот это любовь!
За неимением склепа, гроб пришлось спускать в подвал.
Ночью творилась какая-то вакханалия. Снизу, под полом, раздавались громкие голоса. Собравшиеся смеялись, визжали. Порой среди других я слышал голос, принадлежащий рыжему Кузьме. Он говорил громко, но неразборчиво. Из всей речи я разобрал всего две фразы. Однажды он сказал: «Ты обязан», а в другой раз: «Я тебе приказываю!» Учитывая то, что ему отвечал граф, все это выглядело более чем необычно.
К рассвету все звуки опять стихли, и я забылся кротким зыбким сном.
А утром новая оказия: пропала Маша, розовощёкая сиделка, дочь деревенского столяра. Граф объяснил её исчезновение расчётом по случаю смерти пациентки. Однако поспешность, с которой та покинула дом заставляла сомневаться в сказанном.
Внешний облик графа после бессонной ночи оставлял желать лучшего: лицо отекло, под глазами залегли тени. Он, как обычно, ничего не ел и вскорости ушёл к себе в комнату, поддерживаемый одним из слуг.
Предоставленный сам себе, я решил наведаться в место упокоения графини. Не знаю, что именно влекло туда желание убедиться, что шум ночью не причудился, или простое любопытство?
В подвал вели два хода: один со стороны двора, с дверями с резными решётками. Он был заперт и на замке висела графская печать. А другой начинался под лестницей, ведущей на второй этаж. Видимо, граф настолько выбился из сил, что забыл о нем.
Воспользовавшись чужой оплошностью, я стал спускаться по каменным ступеням во мглу. Впрочем, на этот случай я заранее запасся свечой и спичками.
Воображение рисовало сырость, гниение и вековые тенета паутины, свисающие со сводчатого потолка. Тенета действительно присутствовали, однако в остальном предчувствие обмануло. Стены были сухими, ровные ступени тщательно подметены.