А ещё здесь было тихо, потому что машинное отделение в корме, и шум работающих двигателей совершенно не слышен на баке. И эта потрясающая тишина так гармонировала с открывающейся природой, которая надвигалась, наплывала на Лику из зелёно-голубой бесконечности реки, тайги, неба, облаков, одним словом, из мироздания, которое охватывало, заключало в объятия и уносило в неведомые параллельные миры. Лика становилась в самой оконечности носа, где два борта сходились, образовывая угол, поднимала руки над головой и, наполняясь счастьем единения с природой, отдавала себя этой тишине, и бесконечности.
Ещё не было Титаника с Ди-Каприо и Кейт Уинслет, не было кадров, потрясших мир своей страстной монументальностью, но уже была никому неизвестная девчонка на носу грузового корабля, идущего по великой северной реке. Ей ещё некому было подражать, но она так же вытягивалась стрункой над поверхностью реки, как главная героиня того будущего великого фильма, над поверхностью океана.
Река зачаровывала, она тянула к себе, она втягивала в себя. Лика наклонялась над бортом и подолгу всматривалась в поверхность воды, покрытую рябью. Зеркальная поверхность не впускала в себя, она отталкивала неверующих и боязливых. Она словно бы говорила: хочешь знать, что внутри меня? А что тебе мешает? Надо лишь пройти тонкую-тонкую грань. Это так легко, так просто, и ты узнаешь всё-всё, что хочешь знать обо мне. Более того, ты войдёшь в мой мир, ты станешь частью его. Возможно, ты станешь русалкой и, тогда будешь вечно резвиться и плескаться в моих водах, любимая и оберегаемая мною, великой рекой. Но для этого надо уверовать, а ещё перестать бояться.
Так уговаривала река, но Лика не была готова поверить ей. Ну, уж нет, здесь у неё Петя, а что даст ей река?
Нет-нет, я пойду лучше. говорила она реке, поворачивалась и шла по протопчине, придерживаясь за леера, обратно в надстройку корабля. Она шла, легкая, наполненная свежим речным ветром, небом, тайгой и своими фантазиями.
Вон, твоя возвращается, надышалась речным воздухом. говорил Владимир Иванович Петру, и добрая отеческая улыбка появлялась в уголках его глаз. И вдруг добавлял: Ты, Пётр, поглядывай за ней. Глупо, конечно, но мне иной раз кажется, что ей летать хочется. Восторженная она у тебя, не улетела бы.
Да ну, Владимир Иванович, нормальная она. возражал каждый раз гордый Пётр, но на всякий случай спускался из рубки в камбуз, удостовериться, добежал ли его Мышонок до места назначения, не растворился ли по дороге в своих бурных фантазиях.
Гл.8 ДРУЖБА
Лика и Мурка, как и предсказывал Пётр, всё-таки подружились. Такое
могло произойти только здесь, на судне. Больше нигде эти две планеты, летящие по параллельным орбитам, встретиться бы не могли. Одна любимица солнца, сама не обделённая ни теплом, ни светом. Другая и не планета вовсе, так, беспризорная комета, летящая в пространстве вселенной. Она тянется к живительным солнечным лучам, она хочет быть обогретой и обласканной, но дорогу к свету не знает, летит наугад, её движение хаотично: найдёт-не найдёт, повезёт-не повезёт.
Где в обычной жизни могли пересечься Лика и Мурка? В очереди в магазине? Ну да, если бы жили в одном городе. У дверей кабинета врача? Опять же, если бы. К тому же обе были ещё настолько здоровы, что, где больницы толком не знали, не то что отдельные кабинеты.
Зато такие вот замкнутые пространства, как корабль, были вполне удобны для встречи двух совершенно разных людей. И не только для встречи, но и для общения, а может быть, тьфу-тьфу-тьфу, и дружбы. Нет, до дружбы у них, конечно, не дойдёт, а вот запомнит Лика Маню надолго. Да и Мурка Лику забудет, пожалуй, не скоро.
Для восемнадцатилетней Мурки двадцатитрёхлетняя, только что закончившая Новосибирский государственный университет, замужняя Лика уже по определению была взрослой женщиной, которую, в силу именно этих обстоятельств, нельзя было не уважать. Для Мурки авторитетов не существовало, но Лику она зауважала, и уважение это, как ни странно, очень скоро переросло даже нет, не в дружбу, но в искреннюю и глубокую симпатию.
Конечно, они откровенничали и, однажды сойдясь, за рекордно короткие сроки, вывалили друг на друга почти все свои секреты. И были потрясены ими! Причём, каждая секретами другой.
Мурке было, ох, как много чего непонятно и неприемлемо в Лике. Например, тот факт, что у Лики, за всю её длинную жизнь, был только один мужчина. Она просто отказывалась верить в такую чепуху. Но отказывалась, так сказать, внешним сознанием. Внутреннее, уже на третий день знакомства, не сомневалось: Лика не врёт!
Лике было ещё труднее осознать, что Маня, эта совсем ещё юная девочка, имела именно то количество мужчин, которое она заявляла. Но больше её поражало, что Маня при этом позиционировала себя как очень разборчивую в мужчинах честную особу.
Внешнее сознание Лики так же отказывалось воспринимать и два Маниных аборта с третьим там чего-то ещё. И когда Мурка в очередной сеанс откровенности расписывала Лике про этот третий, так называемый выкидыш, который произошёл прямо у неё дома. И что она его сама вызвала, при этом она делала что-то такое ужасное, что Лика даже не запомнила, что. И как потом чуть не умерла, потому что долго не приезжала скорая. Про грубость этих сучек медсестёр и презрительно-высокомерное отношение врачих этой долбаной больницы. Лика слушала, и ей казалось, что она попала в параллельный мир, и что на самом деле ничего такого не может быть, потому что не может быть никогда. Но так считало только её внешнее сознание, внутреннее прекрасно понимало, что всё, о чём повествует Маня сущая правда!
Если бы они были не на судне, разве, после таких откровений, они бы продолжали общаться? Конечно же, нет! Но они были «две бабы на корабле», как сказал Пётр, и им уже некуда было деваться от своих откровений. И они снова и снова искали встречи друг с другом, чтобы ещё более полно, уже не утаивая ничего, досуха, до донышка, так сказать, выворачивать и выворачивать друг другу души наизнанку.
Работал эффект купе поезда, когда пассажир за два-три дня умудряется выдать всю свою подноготную абсолютно незнакомому человеку, другому пассажиру, чтобы, сойдя на своей остановке, напрочь забыть про доверителя в тот же день и час, навсегда.
Здесь имелось в распоряжении гораздо большее количество времени и, чем больше тайн Лика и Манька открывали, тем больше они были интересны друг другу. И вот уже Лике не так дико и невероятно всё, что довелось испытать Мане. А той, хоть и жалко бедную Лику, что так мало видела, но уже казалось вполне приемлемо: да, один мужик, но какие её годы, ещё не старая! Но в одном они сходились определённо: каждая, ни за что на свете не желала оказаться в шкуре другой. Хотя, это только сплачивало женщин перед ней: безжалостной, неумолимой, жестокой, капризной злодейкой бабьей долей!
Не мудрено, что уже очень скоро их пресловутая «дружба» определилась окончательно и даже несколько обескуражила некоторых провидцев, предсказывавших именно такое развитие событий, то есть Петра. Что нашёл его светлый, нежный, невинный Мышонок в этой Маньке-Мурке, на которой клейма ставить негде? Он даже заревновал: угораздило же его ляпнуть тогда про эту чёртову дружбу. Но делать было нечего, и Пётр решил пока посмотреть, а там видно будет.
Гл.9 КОДОВОЕ СЛОВО
На четвёртый день подходили к Якутску. И в этот же день праздновали день рождения Мишки Резника. Делалось это, по традиции, вечером: организовывался праздничный ужин. Сегодня должны были прийти в порт Якутск, и торжество обещало быть особенно интересным: возможно приглашение на праздничный ужин Мишкиных друзей с других судов, случайно оказавшихся в Якутске в то же самое время. Но, самое главное: можно, наконец, расслабиться. Даже на берег, наверное, отпустят, именинника уж точно, если придут не слишком поздно.