Неужели это знаменитый ирландский Бейлис10?
Эрнест усмехнулся и поднял бокал.
Вечер тянулся неторопливо. Хорошо отужинав, мужчины приступили к утомительным разговорам, начиная от дальних поездок Мэлтона и заканчивая политикой, в которую по уши был втянут Эрнест.
Я узнала, что после окончания университета Эрик добился выхода на большую сцену. Он и его группа остановились в Амстердаме и там же взяли тайм-аут по причине его срочного возвращения на родину. Он с таким восхищением описывал свои концерты, что я невольно залюбовалась его пристрастием к любимому делу. Его жизнь была пропитана музыкой и искусством, и, разгоряченный напитками и сытным ужином, он уже не выглядел холодным заносчивым незнакомцем.
Наблюдая за душевной беседой, я не могла не заметить очевидное сходство между ними. И хотя Эрнест был куда более сдержанным в своих мыслях и восклицаниях, они походили друг на друга как в манере речи, так и в мимике.
Видимыми отличиями, пожалуй, были лишь контрастирующий цвет волос и черты лица. У Эрика Мэлтона они были не такие угловатые, хотя и не менее правильные. Его медные кудри раскидались по широкому лбу, а на скулах едва заметно пробивалась редкая щетина.
Но больше всего различались их взгляды. Ведь если радость в медовых глазах Эрнеста горела неподдельным теплом, то холодная, почти ледяная голубизна глаз Мэлтона придавала ему таинственный, слегка пугающий вид.
Больше двух часов мое присутствие оставалось незамеченным: я лишь иногда смеялась над их шутками, мелкими глотками попивала свой напиток и время от времени ловила на себе внимательный взгляд Эрика. Вторая бутылка спиртного подходила к концу, Эрнест со всей душой дотошно разъяснял другу, в чем именно заключалась роль палаты Общин.
Мы еще вернемся к обсуждениям мировых заговоров, вдруг обратился Эрик к Эрнесту, на что тот фыркнул с напускным недовольством: Кажется, мы заставили даму скучать.
«Ужели, мистер Мэлтон, вам стало настолько скучно, что вы решились на отчаянный шаг заговорить?», я с трудом удержала язык за зубами.
Вы увлекаетесь поэзией, леди Лоттен? Байрон, Диккенс, Шекспир?
Мэлтон, должно быть, решил делать то, что у него получалось лучше всего: рушить мою вечернюю идиллию своим внезапным интересом.
Я читала Гамлета.
И как вам? он уселся поудобнее, отставил бокал и подпер подбородок кулаком.
Романтика, наполненная трагизмом жизненной несправедливости, я с наслаждением поймала короткий миг удивления на его лице. Но я не люблю драму.
Гений трагедии, лишенной смысла, которая остается отражением разнообразия человеческих пороков: страсти, предательства, и, быть может, иногда даже любви, мой собеседник театрально уставился вдаль.
Не слишком ли глубокие фразы для человека, никогда не читавшего Гамлета? Эрнест вмешался в разговор столь деликатно, что я чуть не поперхнулась ликером, пытаясь сдержать смешок.
Эрик заметил мое веселье, загадочно улыбнулся, и повернулся к моему жениху:
Кажется, ты плохо меня знаешь, Эрни.
Они смотрели друг на друга с веселым прищуром, но мне отчего-то стало не по себе. Я вежливо покашляла, вновь обращая на себя внимание Мэлтона, и осторожно предупредила:
Вам не стоит называть классику бессмысленной в присутствии леди Луизы. Вряд ли она оценит столь дерзкие высказывания, мистер Мэлтон.
А мы оставим этот разговор между нами, и он не дойдет до ее прелестных ушей, леди Лоттен, он вальяжно откинулся на спинку кресла. Мы ведь друзья?
В таком случае просто Джулия.
Он вскинул брови, затем задумался и улыбнулся в своей манере:
Что ж, если обращение не по титулу делает нас друзьями, ничего не имею против. Я с самого утра прошу называть меня Эриком. Все-таки к имени я привык чуть больше.
Я кивнула в ответ и перевела взгляд на напиток на дне моего бокала. Свет интересно преломлялся сквозь прозрачные стенки, играя зайчиками на темной жидкости.
Если не драма, то романтика? Что-то приторно сладкое? Только счастливый конец? либо Эрик смертельно скучал, либо его действительно интересовал мой литературный вкус.
Я читала романы Джейн Остин до переезда в Британию.
Я и вправду любила и Остин, и сестер Бронте. Но обсуждать это с насмешливым Эриком Мэлтоном мне крайне не импонировало.
И тебе нравилось? заинтересованно спросил он. Должно быть, он приложил максимум усилий, чтобы не отпустить колкую шуточку.
Эрнест с интересом наблюдал за нашей беседой, неторопливо потягивая ликер из своего бокала.
Разумеется. Безусловная любовь, то, на что готов человек ради настоящего счастья. Это вдохновляет, я повела плечами, стараясь казаться беспристрастной.
Забавно слышать, что романы для женщин о «высокой» любви привлекли твое внимание больше, чем шекспировский трагизм. Хотя тут все очевидно: «Гамлет» приземляет понятие любви, говорит о гордости, желаниях и «низких» страстях. Это в свою очередь разрушает идиллию как ты выразилась? безусловности.
Я только сейчас заметила, как в голубых глазах Эрика отражались языки каминного пламени, изнутри зажигая в его взгляде недобрые загадочные огоньки.
Ошибочно полагать, что они написаны исключительно для женской аудитории, настаивала я, а на его лице отразился немой вопрос. Я считаю, что в этих произведениях чаще поднимаются важные вопросы для мужского рационального разума.
Думаю, тут ваши взгляды расходятся. Джулия безнадежный романтик, мягко заметил Эрнест.
Как и я, Эрик удостоил друга отрывистым кивком. Но я привык думать, что подобная литература вселяет в человека некую неуверенность. Заставляет смотреть на вещи сквозь призму розовых очков.
Что же, по-твоему, дает человеку веру в любовь и искренность, как не хорошо написанный роман? поинтересовалась я.
Музыка. Поэзия. Подлинное искусство.
Ты делишь искусство на настоящее и нет?
Ни в коем случае. Искусство вещь, не привязанная к одному мнению, Джулия. Оно позволяет человеку самому решать, стоит ли возносить мечты и надежды, либо провалиться с ними в бездну отчаяния. Но называться таковым может лишь то, что покоряет разумы людей глубже мимолетных романтических страстей, описанных в книгах.
Я улавливала нить его мыслей, но не собиралась легко соглашаться.
Смею заметить, Эрик, что, если бы ты отважился прочесть ту же «Гордость и Предубеждение», ты бы наткнулся на мысль героини, которая считает, что плохая поэзия способна убить человеческие чувства.
Именно поэтому я не читаю подобные романы, Джулия. Потому что я не разделяю искусство на плохое и хорошее. А вот творчество как раз наоборот.
Не вижу различий между этими понятиями.
Объясню проще, он одарил меня снисходительной улыбкой и продолжил: Ты говоришь о мнениях героев, которые чаще всего представлены читателю плохими или хорошими. Такие герои мыслят однобоко и заставляют читателя разделять их точку зрения. Такие романы создают новые человеческие ценности. Как ты и сказала, учат возносить любовь, например. В то время как искусство он запнулся, наморщив лоб, словно искал подходящие слова: Оно просто отражает действительность. А действительность вещь многоликая. И у нее редко есть какие-либо рамки.
Я задумалась. Не знаю, как мы перешли от литературы к философии, но Эрик, хоть и казался поверхностным и несерьезным, говорил о действительно интересных вещах.
Догорающее в камине полено разломилось с характерным треском.
Думаю, разговор зашел в никуда, подытожил Эрнест и добавил: Помимо индивидуального восприятия существует еще и критика.
Разумеется, Мэлтон потянулся к своему бокалу: Люди, сидящие на диванчиках, читающие толстые книги с умным видом и думающие, что знают, как могло бы быть лучше. Кажется, ты забыл, Эрнест, что я пропускаю критику мимо ушей.