Что же вы в такую глушь забрались?
Почéму глушь? Разве в городе не глушь?
Он понял, что она хотела сказать. Действительно та же глушь. Только каждую квартиру окружают такие же городские квартиры, а тут поля и лес. И там, как и здесь, никому до своих соседей дела нет. Там своё общество тут своё.
И не скучно вам здесь жить, панна Божена?
Не! Не скучнό. Тут живёшь, а там она подыскивала нужное слово: там
Существуешь, подсказал он.
Так! согласилась она. Тут я вольна! Тут я хоть голой пόйду! и такое ударение было над этим «о», что Алябьев подумал: а ведь она по-своему права. Тут ты освобождён от всех правил, установленных в городе. Тут, действительно, хоть голым ходи никто слова не скажет! Тут ты свободен!
Добжэ, сказала пани Зосия, после того как девушка и мужчина принесли ей ощипанную и выпотрошенную птицу и затем поинтересовалась через Божену, не хотят ли панове после завтрака с пирогами сходить на охоту? Например, на косулю?
Алябьев с радостью согласился всё дело, не безделье.
Почему бы и нет? тоже согласился Тибо, услышав об охоте из уст Алябьева. К тому времени он уже проснулся и вышел налюди во всей своей грубой небритой мужской красе: Только я ни разу на охоту не ходил. Не умею я
Я пóйду з вами, ответила Божена, когда Сергей Сергеевич перевёл ей слова Тибо.
Пани Зосия пригласила мужчин к столу. Давненько Алябьев не ел таких деревенских завтраков: парное молоко, брынза и душистые пироги с капустой, с луком и яйцом. Ах, объеденье! Упёрло уже после третьего!
Собрались на охоту скоро. Божена облачилась в мужские брюки и сапоги, Алябьеву и Дюрану тоже дали во что переодеться, взяли два ружья и айда! В пути договорились: стрелять будет Алябьев, панна Божена на «достреле». Тибо, как шедшему на охоту впервые, была отведена роль наблюдателя и основного носильщика добычи. Силач не возражал.
Видимо, косули паслись где-то неподалёку от хутора. Так и есть. Охотники свернули в лес, прошли полчаса и вышли к большой светлой поляне. Здесь они затаились в кустах с подветренной стороны. Ждали недолго, тоже каких-нибудь тридцать минут. Косули вышли на поляну одна за другой: две, три, четыре всего пять штук.
Сергей Сергеевич свалил самца одним выстрелом. Тот рухнул в траву и не брыкнулся. Остальные косули стремглав брызнули в кусты. Животное отнесли в сторону, Алябьев вспорол его и выкинул кишки лисам ведь тоже кушать надо. Потом их чуть присыпали землёй, привязали козлика за ноги к жерди и понесли.
Алябьев рассказал дочке пана Ковальского:
Последний раз я охотился в 19-м году. С той охотой тогда спонтанно вышло, поутру. Впервые охотился на зайца с «наганом». Патронов-то к моей винтовке совсем мало было, зато револьверных полные карманы. Зайчишку я тогда, правда, со второго выстрела взял
Они вернулись как раз к обеду, но с ним решили чуть-чуть повременить, пока не обдерут зверя. Алябьев показал Дюрану, как при помощи ножа и кулака снимается шкура, и тот, достав из кармана куртки свой остро отточенный «складень», выдал мастер-класс, словно всю жизнь освежеванием туш занимался. Что-что, а этим колюще-режущим предметом и кистью руки Тибо, как никто другой владел. Работа у него вышла такой чистой, что просто загляденье. Мясо разрубили и отдали в распоряжение женщин: что-то оставить на еду, что-то присолить и убрать в глубокий холодный погреб.
В общем первые полдня прошли достаточно результативно. После обеда и короткого отдыха женщины занялись домашними делами. Поскольку мужского участия в них не требовалось, то Алябьев и Дюран, убивая скуку, сели играть в карты, что, собственно, опять же не работа, разве что для мозгов.
Мсье, вы не говорили мадемуазель Божене, о чём я вас попросил? спросил Тибо.
Нет, признался Алябьев. Да и как ты себе это представляешь? Панна Ковальская! Спешу вам сообщить: мой друг в вас по уши влюбился. Правда, он немножечко преступник и руководитель банды в сорок две головы, да и сам от работы не увиливает грабит в подворотнях состоятельных парижан. Но он настоятельно просил вам передать: если вы ему погрозите пальчиком, то он обязательно бросит своё ремесло и тот час станет честным гражданином и добропорядочным семьянином. И тут, услышав мои слова, панна Ковальская несказанно обрадуется и тоже всем сердцем тебя полюбит. Так что ли, Тибо?
Француз почесал в затылке:
Н-да После «грабит», вряд ли Хотя её папа тоже не в Сейме заседает, и добавил: Кстати, тогда в подворотне, где вы меня изловили и раздели, я новичка натаскивал. Просто представился случай, так что же было его упускать? Он хитренько подмигнул Алябьеву и хохотнул: А ведь по сути это вы нас ограбили, да ещё и убийством угрожали. И не брось я тогда нож, вы совершили бы его. Разве нет, мсье?
Разве нет. Прострелил бы вам обоим по коленной чашечке, чтобы помнили.
Ха!! Значит, на испуг взяли?! Вот и кто бы тогда был у вас нынче другом и напарником? И между прочим, мсье, тем случаем вы мне обязаны: не надумай я ограбить мсье Мартена, не познакомились бы вы с мадемуазель Лилиан. Так ведь?
Да, согласился Алябьев. В этом я тебе обязан.
Около шести часов вечера мужчины вышли на крыльцо выкурить по папиросе. Вообще-то Сергей Сергеевич курил редко, но в последнее время стал чаще баловаться. В это время из пристроенного к дому сарая вышла Божена с двумя вёдрами корма для скота и направилась ко второму сараю. Тибо поспешил к ней, залопотал по-своему:
Мадемуазель! Что же вы меня не позвали? Я всё отнесу!
Он предлагает вам помощь! перевёл ей Алябьев и тоже решил пойти помочь.
Добже! улыбнулась она. То там! и кивнула на сарай, из которого вышла.
Сергей Сергеевич полюбопытствовал: «То там» это ещё десять больших вёдер еды для полусотни кур, восьми поросят и четырёх коров. Последних Божена недавно привела с луга. Однако упомянутых ей лошадей в сараях не было.
То ойчец с Янушом уехали, пояснила Алябьеву внимательная девушка. Дзисяй в ноцы люб ютро вруцон.
Но ни сегодня к ночи, ни завтра, ни послезавтра пан Ковальский с сыном не вернулись. Однако ни панна Божена, ни её мать об этом как будто не беспокоились. За эти дни пани Зосия или нарочно не давала мужчинам скучать, или требовала с них своеобразной платы за ночлег и вкусную еду: всё время загружала их какой-то работой. Например, на следующий день после охоты она предложила им сходить на рыбалку, половить карасей. Алябьев, которого отсутствие Анджея Ковальского и его сына уже стало волновать, ни от каких предложений не отказывался: лишь бы не сидеть, сложа руки. Что до Тибо, так тот только о Божене и мечтал. Совсем голову от неё потерял и ходил за ней хвостиком. Она пустое ведро поднимет он уже здесь: сам донесу, только скажи куда! Она глазами поведёт, он её взгляд уже ловит: скажи, что сделать надо всё сделаю!
Глядя на Тибо, пани Зосия сказала Сергею Сергеевичу на польско-русском языке:
Нех о Божене навет не мечтает. (Даже, дескать, совсем ни-ни!!)
А он просыпается с её именем и засыпает с ним, признался ей Алябьев. Влюбился в неё, едва увидел. У вашей дочери есть жених?
Нажечоны завше сен знайдзе, строго ответила женщина (дескать, он всегда найдётся).
Уверяю вас, пани Зосия, мсье Дюран не сделает вашей дочери ничего плохого. Кроме того, открою вам его тайну: он хочет жениться на Божене и увезти её в Париж. Но если вы будете против этого, то он согласен остаться и у вас на хуторе.
По цо ми то поведзели? (дескать, зачем вы мне это сказали?)
Я ему верю. И он не предаст.
Это самое лучшее, сударь, что вы могли о нём сообщить, ответила тут пани Зосия на чистом русском языке, после чего Алябьев задался вопросом: а полячка ли эта пани на самом деле? Уж больно лихо она выдала?! Прямо-таки как светская дама! Однако уточнять он не стал: не всегда надо спрашивать у женщины о том, о чём очень хочется спросить.