Француз он и ест француз, усмехнулся Анджей. А мне сказали, что он немой
По легенде немой, нашёлся Алябьев, укоризненно взглянув на своего товарища.
Пан Ковальский опять усмехнулся:
Да мне нет дела Не опасайтес, не донесу.
Он предложил мужчинам умыться с дороги и пригласил их ужинать. Сергей Сергеевич, словно истинный поляк, трижды отказался от еды, и только после четвёртого приглашения он и Дюран передали Янушу свои саквояжи, привели себя в порядок и сели за уже накрытый стол, перекрестившись перед едой на распятие, следуя за паном Ковальским.
С этого самого момента, собственно, и началось их настоящее приключение, и сразу же произошли первые неувязки. А чтобы им и не произойти? Ведь впереди была Россия!
Пан Ковальский воистину хорошо говорил по-русски. После третьей чарки водки он завёл с Алябьевым беседу:
Я ждал вас ещче днём. Где застряли?
Поезд запоздал. На одном полустанке очень долго стояли. Что-то с паровозом случилось.
Ясно. В общем, панове, порадовать мне вас нечем. Сейчас, у меня пройти не можна. Ещче неделю-две назад так, но нынче погранцы всё перекрыли. Не, не можна!
Ваши предложения? поинтересовался Алябьев.
Мне уплачено, ответил пан Ковальский и пообещал: Я найду вам место, где перейти. Поживите у нас трохи, отдохните Заметив, с каким восторгом Тибо смотрит на Божену, он так же радушно добавил: К жоне и цурке не приставать ýбью.
Тибо! Алябьев одёрнул его по-французски. Ты девушку уже глазами раздел. Уймись, иначе нас пообещали убить, и мы с тобой не выполним того, зачем поехали.
Так она же красавица, мсье! Грех же не посмотреть на неё?
Смотреть можно, заметил пан Ковальский. Больше нет!
Вы и французский язык понимаете? уважительно удивился Алябьев.
У меня ест такая работа, уклончиво ответил пан Ковальский. Разные люди ко мне приходят, всех понять надо. И детей стараюсь научить тому, что знаю. Осенью собираюс отправить дочь учиться в Варшаву к пану Шимянскому. Зимой ей тут делать нечего.
После ужина хозяин показал гостям комнату, где они будут проживать, объяснил, где находятся «удобства» и пожелал доброй ночи.
Тибо! Какой чёрт тебя за язык дёрнул? посетовал Алябьев, когда они остались одни.
Простите, мсье. Сам не пойму. Уж больно девушка хороша собой.
Ладно! отмахнулся Алябьев. Дело сделано, немой. Что уж теперь
Он передал французу разговор с хозяином хутора и, задув лампу, заключил:
Если пан Ковальский «окно» через границу не найдёт, то нам с тобой придётся работать по запасному плану, чего бы мне никак не хотелось.
Говоря о запасном плане, Алябьев имел в виду их легальное пересечение границы под видом немецких туристов, а почему ему не хотелось этого, так потому, что для немецких туристов он и Тибо были одеты явно простовато, что, конечно, могло вызвать подозрение.
Как вы решите, так и сделаем, отозвался француз. Помолчав, он вздохнул: Ах, до чего же хороша мадемуазель Божена Так бы и женился на ней.
Женился? Да ты что, Тибо?! С Эйфелевой башни упал? спросил Сергей Сергеевич с удивленной насмешливостью. Ты с Боженой познакомился всего час назад и даже словом с ней ни разу не обмолвился! Хотя?..
И Алябьев осёкся, вспомнив, как после пятнадцатиминутного знакомства Лилиан Мартен первой призналась ему в любви, и что потом из этого вышло.
А что, мсье? ответил Дюран, не обратив внимания на это вопросительное «хотя». Вот честное слово: разбогатею и сделаю ей предложение.
Ты же учиться хотел?
Ну её к бесу эту учёбу. Тибо повозился на кровати, то ли устраиваясь удобнее, то ли ворочаясь с боку на бок: Как вы думаете, мсье? Я могу ей понравиться?
Не знаю, ответил Алябьев, вспомнив, как, бывало, говорил Дюша Радеев: «Женщина это та же Россия. Её умом не понять, а если она сама себе что-то надумает, так совсем ай!»
А что, мсье? продолжал рассуждать Тибо. Я хоть и не красавец, но и ростом вышел, и сильный, и руки на месте, и голова у меня как будто не глупая? Признаюсь вам, и деньжата у
меня кое-какие прикоплены. Конечно, их не хватит на безбедную жизнь до старости, но на первое время вполне. Он опять повозился на кровати и размечтался: Поженимся, поедем в Париж Но я и здесь могу остаться. Мне никакая работа не страшна. Думаю, что польский язык не такой сложный выучу. Я способный.
А если у Божены есть жених?
Тибо заткнулся на несколько секунд, потом крякнул:
Кх-х! Жених! А я что? Хуже? Отобью! Мсье, у меня к вам просьба. Слышите меня?
Слышу.
Скажите завтра мадемуазель Божене, кто я есть на самом деле.
Зачем? Похвастать, какой ты серьёзный мужчина?
Нет. Чтобы знала. Если она меня отвергнет, так пусть сразу же. Но передайте ей: одно её слово и я брошу свой промысел. Скажите?
Хорошо.
Спасибо, мсье.
Он ещё что-то пробормотал, но Алябьев не расслышал. Скоро Дюран засопел, а Сергей Сергеевич ещё долго лежал, смотря в темноту, и думал о чём-то своём, пока не уснул.
По выработанной годами привычке, Алябьев проснулся ровно в шесть утра без всякого будильника. За стеной комнаты что-то звякнуло, как будто железная ручка о кромку ведра. Похоже, что хозяева уже давно были на ногах. Не став будить Тибо (пусть спит), Алябьев встал, оделся и вышел из комнаты. В кухне на столе нежными девичьими кулачками лежало тесто. Панна Божена раскатывала его в блинчики, а пани Зосия выкладывала на них разную начинку и шустро сворачивала в пирожки. Смазанные маслом противни и готовая печь уже с нетерпеньем ждали их.
Джень добры! поздоровался он.
Джень добры! ответили женщины.
Чы муви пан по-польску? проявила любопытство девушка.
Нет. Совсем не говорю. Выучил несколько фраз. Вот и всё.
Божена оставила скалку и поспешила подать ему полотенце. Побрившись и умывшись, он вернулся в кухню. Чем ему заниматься, он совсем себе не представлял и попросил:
Пане, можно я с вами посижу? Не помешаю?
Пани Зосия согласно кивнула, а паненка сказала ему на смеси русско-польского языка, расставляя ударения не там, где им положено быть в русских словах:
Ойчец и Януш ушли естще засвéтло. Они нáйдут вам прóход, не бойчещь.
Надеюсь Может, вам помочь чем-то? Вы скажите, я всё сделаю.
Не, улыбнулась Божена. Джьэнкуе. Мы с маткой сами управимся.
Но «матка», видимо, была другого мнения. Не отвлекаясь от своего пирожкового занятия, она что-то сказала дочери, и та, взяв широкий тесак, позвала с собой Алябьева:
Пόйдемте нá двор!
Оказалось, что надо зарубить курицу. Дел-то ловить её дольше: тяп и готово!
Что ещё? спросил офицер.
Не! ответила девушка, тут же принявшись ощипывать перья трупика в корзинку.
Невольно сравнивая её с Лилей, Алябьев спросил, сколько ей лет.
Мам джеветнащьче', ответила она и спросила в свою очередь: А васчей пани?
А моей кхм восемнадцать.
Ой, яки младыа! Чшы ест пан жонаты?
Женат, неожиданно сам для себя ответил он. Её Лилиан зовут. Она француженка.
Божена поделилась, что когда её родители венчались, матери тоже было восемнадцать, а отцу сорок и, по её мнению, такие неравные возрастные браки должны совершаться только по любви. Алябьев согласился: да, по любви, по этому самому помешательству в мозгах. По любви всё в этой жизни случается, как самое прекрасное, так и из вон ряда выходящее отвратительное. Особенно грешат им царствующие особы, совершая дикие поступки. Взять того же императора Нерона, например. Он по любви к своей матери убил её, и по любви к Риму сжёг его дотла.
Однако, большое у вас хозяйство, сказал Сергей Сергеевич девушке, основываясь на том, что он увидел: дом-крепость, два сарая по размеру конюшен, амбар, погреб, баня и «придел» к ним: колодец и огромная поленница в длину всего забора. А ведь с левой стороны от хутора был ещё и огород, а с правой уже выкопанное картофельное поле.
Всё ещть, ответила Божена. Лошади, кόровы, свиньи, куры Живём трохи.