Я достал из саквояжа стетоскоп и приложил его к груди больной, слегка сдвинув плащ. Она тут же открыла глаза и сделала движение, чтобы придержать край плаща около шеи. Я внимательно прослушал ее сердце оно билось учащенно, но тоны его были вполне нормальными. Перемещая стетоскоп, я постепенно все больше сдвигал край плаща. Наконец, быстрым движением я вовсе отбросил его.
Боже мой! невольно воскликнул я. Что с вашей шеей?!
Простая царапина, ответила она едва слышно. Ничего страшного. Это след от ожерелья, которое я надевала вечером. Оно оказалось довольно узким.
Что ж, понимаю, сказал я и не соврал, поскольку не понять все произошедшее с ней было невозможно.
Конечно же, я ей не поверил да этого от меня и не ждали. Но оспаривать ее объяснение было, разумеется, бесполезно. Багровый след на коже был определенно оставлен шнуром или лентой, затянутой вокруг ее шеи со значительною силой, не более часа назад. Кто и почему проделал с нею такое в этом я, как доктор, не должен был начинать разбираться. Однако мне было совершенно ясно, что в этом случае мой моральный долг выходил далеко за рамки профессионального.
В этот момент мужчина в углу издал громкий стон и воскликнул: «Боже мой! Боже мой!», а затем, к моему глубочайшему смущению, зарыдал в голос.
Я не знал, что и сказать, больше всего желая тут же провалиться сквозь землю. Я обернулся на женщину на ее мертвенно бледном лице на миг отразилось чувство сильнейшего отвращения и презрения, и снова посмотрел на человека в кресле. Доставая платок из кармана, он что-то обронил на пол; я присмотрелся: это был небольшой бумажный конвертик. Что-то в его форме, но особенно в том быстром хищном движении, с которым мужчина тут же нагнулся, чтобы подобрать его, убедило меня, что в пакетике был кокаин.
Это объясняло многое, и прежде всего, эмоционально неустойчивое, почти истерическое состояние мужчины. Нервы его были очевидно расстроены, а рука, держащая платок, заметно дрожала. Но рука моей пациентки, когда я проверял ее пульс, была расслабленной и спокойной, да и по лицу ее серьезному и решительному, несмотря на выраженную бледность, можно было уверенно определить, что она не находилась под действием наркотика. Но гадать было бесполезно. Вся информация о деле, которую я мог бы получить, у меня уже была, и мне оставалось лишь провести необходимое лечение. Открыв саквояж, я достал парочку успокоительных порошков и подошел к умывальнику, чтобы смешать их в стакане с водой. Неподалеку стоял камин, и на его полке я заметил несколько фотографий людей в театральных костюмах, в том числе обеих персон, находившихся сейчас в этой комнате. Вероятно, моя пациентка была актрисой; на это же указывали и прочие детали, которые я заметил в обстановке, и которые уже были мне знакомы по медицинской практике доктора Хамфри, известного в театральных кругах. Но, как справедливо заметила бы моя пациентка, это был вопрос совершенно не медицинского характера.
А теперь, миссис Джонсон, сказал я (и пациентка снова посмотрела на меня с легким удивлением), пожалуйста, выпейте это.
Она позволила мне помочь ей сесть на кровати прямо, чтобы проглотить лекарство, и когда голова ее была приподнята, я опять увидел впереди на шее отчетливые следы от шнура или веревки. Затем она со вздохом откинулась на подушки и не спускала с меня взгляда, пока я убирал стетоскоп в саквояж.
Я приготовлю для вас лекарство, и вам нужно будет принимать его регулярно. Думаю, мне не требуется напоминать, тут я обернулся к плачущему в углу мужчине, что миссис Джонсон требуются тишина и покой.
Он только кивнул и ничего не ответил. Мне оставалось лишь попрощаться.
Спокойной ночи, миссис Джонсон, мягко сказал я, пожимая ее холодную руку. Надеюсь, что через час или два вам станет лучше. Постарайтесь не напрягать свои нервы и не забывайте принимать лекарство.
Она поблагодарила меня, сказав несколько любезных слов все тем же тихим голосом и с той же печальной улыбкой, от которой у меня сжалось сердце. Мне не хотелось оставлять ее, слабую и беспомощную, в обществе этого подозрительного субъекта. Но что я мог поделать? Я был всего лишь приглашенным врачом.
Когда я направился к двери, которая оставалась приоткрытой из-за сломанного замка, мужчина поднялся с кресла, словно бы для того, чтобы проводить меня. Я пожелал спокойной ночи и ему, и он ответил мне приятным голосом образованного человека, совершенно не вязавшимся с его растрепанным видом. Спускаясь в темноте по лестнице, я встретил человека, который привез меня сюда; он поджидал меня внизу со свечой в руке.
Ну, как она? отрывисто спросил он.
Миссис Джонсон очень слаба и страдает от нервного потрясения, был мой ответ. Я собираюсь приготовить ей успокоительное. Должен ли я прислать его на этот адрес, или вы отвезете меня снова?
Я отвезу вас домой, отрезал он, и сам доставлю ей лекарство.
Мы вышли вместе, его машина ждала у ворот. Закрывая за собой дверь, я быстро осмотрелся в надежде приметить какую-нибудь отличительную особенность этого дома, которая помогла бы мне распознать его, случись такая надобность. Но темнота скрывала всё; лишь у дома напротив я приметил нечто вроде угловой башенки с куполом, увенчанным большим флюгером.
Во время короткой поездки владелец машины опять не произнес ни слова. Когда мы снова очутились перед входной дверью дома доктора Хамфри, мой спутник молча проследовал за мной в кабинет и терпеливо ожидал, пока я готовил лекарство для миссис Джонсон. Когда я передал ему бутылочку вместе с инструкцией по приему, он сунул ее в карман и довольно грубовато поинтересовался, сколько он мне должен.
Правильно ли я понимаю, что это было разовое посещение? спросил я.
Если понадобится, они за вами снова пришлют, ответил он. Но я хочу заплатить вам сейчас, ведь пригласить врача была моя идея.
Я назвал ему сумму гонорара, и он заплатил.
Надеюсь, вы понимаете, сказал я, принимая деньги, что больная нуждается в бережном обращении, пока не окрепнет?
Я-то понимаю, резко ответил он. Но я же не ее супруг. Вы объяснили это мистеру мистеру ее мужу?
Отметив, как он запнулся на этих словах, я сказал:
Да, я сообщил это и ему тоже, но не знаю, понял ли он меня. Его психическое состояние внушает мне опасения. Я надеюсь, что у миссис Джонсон есть кто-то более ответственный, чтобы позаботиться о ней
У нее есть, сказал он твердо. Но ей не грозит никакая опасность?
С медицинской точки зрения, нет. Во всем же прочем Вы знаете это лучше меня.
Он посмотрел на меня испытующе и коротко кивнул. Затем, буркнув мне пожелание спокойной ночи, повернулся и вышел.
Заперев за ним дверь, я вернулся в кабинет и вписал сумму полученного гонорара в расчетную книгу доктора Хамфри. Без сомнения, опытный врач посчитал бы на этом сделку завершенной, но я был новичком в медицинской практике, и случай не шел у меня из головы. Меня переполняло удивление, любопытство и чувство глубокого беспокойства о здоровье моей прекрасной пациентки. С трубкой в руке я уселся перед газовым камином, чтобы еще раз все обдумать.
Что же все это означало? Составными частями загадки были, без сомнения, сломанная дверь, пакет с кокаином и синяки на шее миссис Джонсон. Я попытался рассмотреть три элемента этой тайны как по отдельности, так и вместе.
След на шее появился совсем недавно. Ошибиться в его происхождении было невозможно: шнур или веревка были затянуты вокруг шеи со значительной силой, и сделала это либо сама моя пациентка, либо кто-то из ее окружения. Следовательно, это было покушение на убийство или, может быть, попытка суицида? Как определить точно?