Монсир, Дури
Так и зови меня Дури! Дури-Дори, Дори-Дури, мы сегодня спим в ауле, мы сегодня юбки ветер. Мы
Тише, Ду Приветик..
Что ты будешь пить? пустив кольцо дыма, промычал Дур
Абсент, текила Милый, Ду, признаюсь, право, в этом я не волоку Ох, sorry, это не французский, не понимаю, но учуся. Я знаю сахаром богат абсент, текила солью. Я хочу! МолчуХи-хи Кричу! Налей! И, право, буду я смелей
Кури! Сигара там, в коробке. Коробка на столе. Не утони только в сукне. Ко мне! Я вижу ты пьяна речами. Посидим, покурим. Вечер добрый.
Добрый вечер.
Кольцо ты видела?
О, да! Ох, да. Ну чтож Ну всёж.. А спички?
Гореть тебе дыханием глазниц, что в тёмном поле, в скошенной траве, блестят и манят. Это я! Тебя там жду! Я братец Ву, китайский воин, я монах, звезда футбола, олигарх. Я сумка, я огонь, я сердце! Ты кто?
Я
Я
Не знаю
Знаешь всё!
Клацнул кремень, огонь вскипел и дым заструился, потолком давя глаза красавицы.
Тяни.
Тааак Горько! Зоя расхохоталась.
Нумнулл починил клавесин Вчера сломался клавесин Я дам тебе Микрофон
Тааак! Зоя расхохоталась
Ты петь не будешь, лишь держать. Петь я. Курить то Ты кури И клавиши, дурёха
Ты
Кто я?
Рыба
Спички зажгли. Пылала церковь деревянная. Село. Пруд обратился речкой. Чёрной. Но воды те прозрачны, в мути той, и в муке рождаются икринок звуки. Царь-щука разгоняет ряску. Карась костлявый гонит чебака И окунувшись окунем рожает день. Пескарь! Как пекарь выпекает песню плывя в седые руки рыбака. Спасибо, царь! И побежали воды, и воцарилась жизнь. Икра!
По реке плывёт кирпич, деревянный, как стекло. Ну и пусть себе плывёт. Нам не нужен пенопласт
Чудо есть. В переливах, в перезвуках вод стонал апрель. Капель стучала по набережной, вырываясь из течения и взрываясь отчаянным цоканьем. То ли осень под копытами разлетается в стороны опавшими тополями и грустью, то ли лето великой радостью косматит гриву табуна. В лужах облака и кони. Брызги. Солнца и комет. С заката в рассвет. На рейд выходят корабли. Каракули и звёзды. Ручей. Он миновал ливнёвку, родившись в бензиновой радуге он проложил путь мимо мостовой и обрёл берега. Журчит, течёт, несётся фрегат по водам вод, вперёд, к океану. К Москва-реке.
Там музыка и праздный люд, на катере экскурсовод глаголит сэмплы. Веселье невер слип. Течёт ручей, несёт фрегат. Мальчишка сладко спит и видит: кони, облака и лужи.
Accident of Birth
Профессор протёр очки, забил пароль, щелкнул Интером и устремился к чёрным пробиркам.
Вот оно! хохотал он, дымит! Газует! Оно моё! Моё! Ди-тя!
Тут распахнулось окно в зале. Второе, третье Распахнулась дверь, яркий свет, тьма и снова свет. Чёрная пыль, подхваченная сквозняками закружилась, понеслась!
Вот оно! Газует!
В земле, на глубине в восемь километров шли изменения. Бурлила магма и приливала к коре. Литосфера чрезвычайно уплотнялась, на Камчатке рванул вулкан. Там ураган.
Обдуваемый сквозящим ветром Стенька стоял в проёме распахнувшейся двери и вытряхивал трубку, энергично стуча ею по косяку.
Ты? Нумнулл снял очки, чтобы лучше видеть сквозь задымление и пыль, царящую в кабинете, в лаборатории.
Я видел дым! И пепел. Стенька сунул трубку в правый карман.
И про уголь знаешь? истерично и испуганно заверещал Нумнулл Дигидойл! Дигидойл!
Толи вбегает, толи входит тип в тёмных, противосолнечных очках, в Шерлоко-кеппи, в шерстяном, туго перевязанном вокруг горла шарфе, с острым носом, гладко выбритый и с бродавкой под нижней губой. Серьёзно-прагматичный и несомненно, дурной тип. И пах он голландским сыром. Знаете? Такой с большими дырками Не обращая внимания на Стеньку и профессора переместился и уставился на стену.
Я!
На подоконнике раскрытого окна появился пернатый Капессвет и пропел:
Я!
Что, ты? Дигидойл!
С как доллар! Решётка! Собака! Семь, семь, четырнадцать, пятнадцать! быстро и громко протараторил Дигидойл.
Чтооооо? забегал кругами Нумнулл
А что? с неподдельным интересом и ехидством вопросил пернатый.
В чёрной угольной пыли профессор не видел ничего, он не видел пернатого, Дигидойла Лишь строб. Словно сварщик на стройке.
Стенька взял стул, донес его до угла комнаты, уселся и зажёг трубку.
На стену налипала чёрная масса, хаотично, неравномерно, но плотно. И шевелилась И набирала объём быстро, как шаг Дигидойла. Стенька выдул порцию дыма и масса отделилась от стены, облако обрело форму головы, засветилось зелёным, послышался хрип и Нумнулл увидел глаза. И чётко услышал низкий тембр, голос, громкий шёпот: Жми!
Пальцы застучали по подсветке клавиатуры: С как доллар, семь, семь, решётка.... Чтооооо? С как доллар С как доллар
С как доллар! Решётка! Собака! Семь, семь, четырнадцать, пятнадцать! С как доллар! Семь, семь тараторил Дигидойл, в очках которого отражались зелёные огоньки глаз. Ярких и больших.
Профессор рухнул под стол: Да что это? Таратора Тара-Тора! Семь! Решётка! С как доллар!
С как доллар тонко и мягко вторил подоконник.
Сквозь свист создаваемый ветром возник голос. Шёпот. Чёткий и понятный.
Внимание! Говорит и показывает Москва! Работают все центральные каналы радио и телевидения. Тыр-тыр-неты Брикикинг ньюс! Нумнулл под столом!
Вас понял! крякнул Капессвет
Уууух! Дух бесплотный! прошипел голос
Куда ты смотришь? Дигидойл! неслось из под стола
Я развиваю третий глаз, завёлся монотонный таратор Я смотрю сквозь зелёное облако
Смотри сюды! окрикнул его забытый вами с нами Стенька. Он встал со стула и, в зелёном дыму, с развеваемыми ветром кудрями положил на стул грецкий орех и шарахнул трубкой по плоду. Скорлупа свалилась на пол и на стуле лежало лишь ядро, так внешне похожее на человеческий мозг, Я буду звать тебя Толкинхэд промолвил он и протянул руку в облако, А тебя я звать не буду, Дигидойл!
На полной мощности летящий Летящий в даль ангел
Мотора гул, асфальт и ветер в волосах. В сумке шлем. Люблю свой шлем. Но не ношу. На газ! На солнце курс, на юг, на море Ну На моря. Azov и Black. Как Дэниэлс Но когда пьёшь, то не видно туман над росой, потому это лишь лирика. Там, давным-давно, в древности, ростом с зайца люди ставили каменные метки в прибрежных горах. Там пахнет солью, несёт тот запах с моря бриз, я спешился, а конь мой верный стоит в предгорье у воды, колёса солью умывая. О, Дорогая! В горах шепчу я. Скучно мне! И молнии вдруг заиграли там, в небе, соло для меня. Моя! Родная! Древняя, юная, мудрая дорога. Неси! Ухабами и грязью, прямыми и серпантинами Лететь! Туда! Где Моя древняя, юная, мудрая Туда Где И молнии, и ветер. Дети! Поют! Звенят колокола! Моя! Страна. Мосты и реки. И там впереди степь, горы, море. И памятник разбившимся в пути. Я не сверну. Я Байкер Бен.
Уав, ував, гав-тяф!
Ааа! Шарик! Я, как и ты, был на цепи Я Лизал хозяйские харчи Давно Неправда
На обочине, у таверны, прямо на тропинке, ведущей в лес, пёсик попал задней ногой в капкан и что-то шептал, что-то тяфкал Бен отпустил его: Дыши! и щеночек со всех ног и со всей своей радостью устремился по тропе.
Ты съел мою добычу! Ты! Съел! Мне нужны деньги и твой мотоцикл.
Ооо, да это ж великий, вери популар и мэджор Газетный стар Мсье Дуремар! Приветствую! Вы как на фото, ничуть не изменились
Если бы ты писал роман, то в конце этой фразы ты бы поставил многоточие
Если бы я писал, то я бы написал, что мотоцикл не отдам. Многоточие
Ты хамло! Быдло! Бескультурщина!
Не шарю, ну Ты слышишь рокот? Это автозапуск. Технолоджи!
По кружке, друже, и поедешь. Таверна май, тебя согреет Чай нечай и кофиё. Бараночки, конфетки, пастилки и для зубов в конце резинки.
Что-то сушит, ну Попьём конечно Нахаляву
Бесплатно всё! И официантки! Белы скатерти! И носик чайника
Идём, идём.
Вошли. Стоял чарующий и стойкий запах лайма. В углу, не сняв своих расшитых сапог, спал Роди, после ночной смены, местный фламенко гуру. Мастер, надо сказать Официантка в расшитом белом фартуке напевала песенку, улыбалась и резала мясо. На столике, в тарелке, лежал слегка недожаренный стейк