Я уже пару лет подумывала ее открыть, молвила Элайна. Но, как и во всем прочем, это вопрос выбора приоритетов. Столько всего надо было отремонтировать в главном особняке и привести в порядок в открытых садах. Так что эта идея до поры держалась на периферии.
Коултон тем временем просунул плоский конец монтажки между рамой и дверью и стал осторожно пошевеливать ее взад и вперед. Местами «сросшийся» металл разъединился, однако дверь все равно не подавалась. Коултон принялся терпеливо работать монтажкой, медленно двигаясь кверху вдоль всей спайки. Минут двадцать он методично ее разъединял и сверху, и снизу, по всей длине рамы, пока не сумел расклинить створку. Тогда Коултон отложил монтажку в сторону и руками в рабочих перчатках с усилием открыл дверь.
В этот момент со склона холма донесся приближающийся собачий лай, и, обернувшись, Либби увидела, как Келси и Сэйдж несутся к ним.
Потом я вообще сниму на замену весь этот дверной блок, но сейчас уже можно войти внутрь. Элайна, я бы пропустил вас первой, но будет лучше, если я проверю, нет ли там змей или еще каких опасностей.
Да уж, проверь, пожалуйста, согласилась Элайна.
Не могу сказать, чтобы я сам был любителем змей, усмехнулся Коултон, но тут уж ничего не остается.
Элайна смешливо фыркнула.
Если б не ты, Вудмонт давно превратился бы в руины.
Либби почувствовала, что Элайну и Коултона связывают теплые товарищеские отношения, настолько близкие к настоящей дружбе, насколько это вообще возможно между хозяином и работником. Но, как бы то ни было, в этом мире всегда будет существовать граница между занимаемыми ими положениями в жизни, сколь бы ни объединяло их взаимное уважение и любовь к земле.
Вытягивая на ходу из кармана маленький фонарик, Коултон вошел в оранжерею. Либби продолжила фотосъемку, жалея про себя, что не прихватила широкоугольный объектив, который больше бы захватывал в кадр жутковатой, сверхъестественной красоты этого места.
Либби прислушалась к ровным, уверенным шагам Коултона, прошедшего вглубь оранжереи. Дневной свет слабо проникал внутрь, не в силах разогнать потемки или царящий в ней запах сырости. Сквозь заросшее мхом и подернутое плесенью стекло Либби едва различала двигающуюся внутри фигуру Коултона.
А вы когда-нибудь бывали там, внутри, Элайна? спросила она хозяйку поместья.
Да, отозвалась та. Я частенько ходила туда с бабушкой, когда была еще маленькой. Мы с ней вместе сажали растения, и она даже завела мне собственный маленький садовый дневник, чтобы я могла вести там свои записи, как делала она.
Если она вела дневники садовода, то у вас, значит, должно быть где-то записано, что именно она здесь выращивала?
Да, бабушка оставила весьма скрупулезные записи. Первый дневник она завела в 1942 году и затем каждый год заводила новый, вплоть до закрытия этого зимнего сада уже в восьмидесятых. Элайна окинула взглядом оранжерею, словно могла увидеть в ее непроглядном стекле печальные отражения своих потерь и сожалений.
Либби завладело любопытство.
А почему ваша бабушка вдруг перестала всем этим заниматься?
Я точно не могу сказать, почему она перестала сюда ходить.
Вы, верно, были очень с ней близки, не отступала с расспросами Либби, пытаясь установить некую связь.
Элайна окинула взглядом оранжерею, явно уносясь мыслями куда-то в прошлое.
Она во многих отношениях была изумительной женщиной. И на мою жизнь она оказала большее влияние, чем кто бы то ни было. Она готова была на все, лишь бы защитить меня.
А для Коултона там не опасно находиться? вдруг спросила Либби.
Коултон уже произвел предварительный осмотр всей конструкции и сказал, что опорные балки там внушают доверие.
Без обид, конечно, но он все ж таки скорее специалист по саду, возразила Либби. Она уже представила, как вся эта штука обрушивается им на головы, и мысленно пометила для себя добавить к экипировке для съемок еще и защитную каску.
Он садовник с дипломом инженера-механика, с усмешкой пояснила Элайна.
В этот момент в дверном проеме появился Коултон.
Все чисто. Просто смотрите под ноги, а то там много всякой грязи. Он поглядел на собак: Тубо!
Не желаете войти туда первой? спросила Элайна у Либби.
Нет, это же ваш проект. Вам первой туда и заходить.
В глазах у Элайны внезапно появилось какое-то нервное напряжение, и она застыла перед входом.
Я зайду сразу после вас, попыталась успокоить ее Либби. Чего Элайна могла там бояться?
Нет, идите первой, качнула головой Элайна. Не хочу вас задерживать.
Либби всегда отличалась природным любопытством и смелостью. Когда она была маленькой, то постоянно изводила родителей всевозможными вопросами и оспаривала их ответы. Впоследствии эта жажда все узнать, увидеть и испытать побудила Либби отправиться через всю страну в Калифорнию, поступать там в колледж для подготовки медсестер. И именно это придало ей некогда храбрости сделать третью попытку забеременеть и выносить дитя.
В последние же пару лет в Либби безмерно развилась неспособность чем-либо рисковать. Поначалу она считала, что ее решение отступить и удалиться было вполне стратегическим, как это порой бывало в детстве. Однако в те давние дни она непременно нашла бы потом способ двигаться дальше. А теперь Либби все чаще задавалась вопросом: а сумеет ли она вообще когда-нибудь покинуть отцовский дом и снова оказаться на коне?
Как бы то ни было, сейчас она стояла, попросту боясь зайти в эту чертову оранжерею, потому что заранее представляла, как на нее обрушится эта дурацкая старая крыша, или же ее укусит там змея, или еще что-либо случится. А мир тем временем проходил мимо нее что лишний раз доказывали тут же возникшие в голове образы Джереми и Моники. Осознание этого факта все ж таки побудило Либби шагнуть через порог. В конце концов, что может случиться? Она вскинула взгляд к обросшему мхом куполу кровли. «Обрушение крыши. Крысы и змеи. Разбитое стекло».
Первым впечатлением от оранжереи изнутри был ее запах. Насыщенный, землистый, зловонный дух напоминал запах овощей, сильно перележавших в холодильнике. Влажный кисловато-затхлый воздух казался почти удушающим.
Тут же ее взгляд устремился в центр бывшего зимнего сада, где стоял давно замерший фонтан точно часовой, наблюдающий за доверенной ему территорией. Все три яруса фонтана заполнила грязь, в которой давно пустили корни сорные травы.
Вокруг бороздчатого основания фонтана была выложена «в елочку» широкая, на половину оранжереи, кирпичная площадка, тоже уже порядком заросшая мхом. В некогда плодородной земле по краю площадки сидели давно переросшие растения, одичавшие до полной неузнаваемости. Вдоль стены зимнего сада тянулась наверх, к свету, туго перекрутившая свои лианы жимолость.
Келси с Сэйджем пробрались внутрь теплицы, оба привлеченные новыми запахами. Сэйдж тут же задрал лапу и демонстративно пометил территорию. Келси последовала его примеру.
Коултон хотел было их отловить и выдворить наружу, однако Элайна его остановила:
Не беспокойся, все нормально. Они ведь тоже члены семьи.
Мне тут нравится, сказала Либби, вскинув взгляд к купольной кровле.
Это была невероятная роскошь по тем временам, заговорила Элайна. Моя бабушка очень любила орхидеи, и дедушка построил для нее этот зимний сад, чтобы она могла любоваться ими круглый год. Бабушка родом из Англии, и она говорила, что оранжерея эта была в точности такой, какая была у ее родителей в Лондоне. Она разрушилась вместе с родительским домом во время бомбежки.
Коултон между тем подошел к одной из стеклянных панелей и внимательно оглядел идущую по диагонали трещину.