Все растерялись. Мухтар-бей крепче обнял Назлы и стал гладить ее по голове. Потом о чем-то вспомнил и улыбнулся:
— А, понял, это от вина. Мать ее такая же была. Конечно… Я ей, помнится, говорил: одна рюмка вина у тебя равняется столовой ложке слез… Мамина дочка. Эх, вот бы она сейчас была с нами! Встретила бы пятнадцатую годовщину… — Он расцеловал Назлы в щеки, потом встретился глазами с Омером, и улыбка исчезла с его губ.
Омер пытался не обращать внимания на этот обвиняющий взгляд, но не получалось. Он чувствовал себя преступником, скверным и низким человеком. Чтобы избавиться от презрения к самому себе, он пытался думать, что ничего особенного не произошло, пытался принять веселый вид…
Мухтар-бей еще раз расцеловал дочь в щеки и улыбнулся:
— Сегодня праздник, все должны веселиться! — Увидев, что Назлы улыбается в ответ, обрадовался и спросил: — Нет, в самом деле, как тебе мой наряд?
Тут снизу послышался звонок.
— А, вот и наш юный друг! — сказал Мухтар-бей. — Ну-ка, что он скажет, увидев меня при параде? Поколение строителей Республики еще твердо стоит на ногах! Да, так он и скажет!
Глава 43
ГОСУДАРСТВО
Рефик по привычке справился у горничной о ее здоровье. Каждый раз, видя ее, он вспоминал дом в Нишанташи, Эмине-ханым, маму, Перихан и многое другое. Поднимаясь по лестнице, услышал доносящийся из гостиной смех и подумал: «Сейчас я им испорчу настроение!» Последнее время он казался себе человеком, нагоняющим на всех тоску, и особенно это чувство обострялось, когда он приходил сюда. Ему вспомнился ужин, который Мухтар-бей устроил, чтобы познакомить его с коллегами по меджлису. Рефик изложил депутатам свой проект, те сказали, что он им очень понравился, но тут же принялись обсуждать то единственное, что представляло для них интерес: политические слухи. «Да, в моем присутствии у Мухтар-бея портится настроение. Он, должно быть, чувствует себя виноватым, что не смог мне помочь». Рефик думал об этом и раньше, размышлял, как бы вести себя так, чтобы в его присутствии веселье не исчезало, но придумать ничего не мог. Одолев последние ступеньки, он вдруг увидел перед собой хозяина дома в шикарном фраке. Мухтар-бей с добродушной улыбкой смотрел на гостя.
— Ну вот, пришел наконец-то! — сказал он, твердо пожимая Рефику руку. — Молодой реформатор снова с нами. — Где был, что делал? Ходил по городу? Ну и как, понравилось? А про меня что скажешь?
— Да, Мухтар-бей, вы сегодня молодцом! — сказал Рефик и почувствовал, что в гостиной какая-то непривычная атмосфера.
Рефет-бей и Назлы улыбались. В выражении лица девушки было что-то странное. Омер тоже улыбался, но выглядел так, словно мыслями он где-то совсем в другом месте.
— Вот видите, он говорит, что я еще хоть куда! — сказал Мухтар-бей. — Ну, давайте сядем за стол, и ты нам расскажешь, что видел. И почему я все утро просидел дома? Ты садись сюда, а ты — сюда… Где еда? Хатидже-ханым, еда где?
Горничная сообщила, что уже достала мясо, но оно еще не остыло, на стол его подавать пока рано. Тогда Мухтар-бей велел принести еще бутылку вина, но Назлы и Рефет-бей воспротивились. Мухтар-бей сказал Рефику, что недавно выпил два бокала. Потом, нахмурившись, спросил, не видел ли он человека на балконе. Рефик ничего не понял, и Мухтар-бей объяснил: сосед-полковник, желая выказать неуважение к празднику, все утро разгуливает небритый и одетый кое-как. Мухтар-бей хотел его пристыдить, но дочка и Рефет-бей не дали. И снова Мухтар-бей спросил, что Рефик видел на улицах.
Прогулка не доставила Рефику того удовольствия, что он предвкушал. Расставшись с Омером, он побрел по городу, рассеянно посматривая по сторонам.