И то правда. Червоточина в ней действительно есть: она не может собраться с мыслями, не может принять никакого решения.
Ладно, сказала Дейа. Хорошо.
Глаза у Фариды округлились от изумления.
Да неужели?
Я встречусь с ним еще раз. Но при одном условии.
Это при каком же?
Я никуда не уеду из Бруклина.
Не беспокойся. На губах Фариды мелькнула скупая улыбка. Он живет рядом, в Сансет-парке. Я знаю, ты не хочешь расставаться с сестрами.
Пожалуйста, когда придет время, ты ведь постараешься выдать их замуж здесь же, в Бруклине? Дейа говорила мягко, надеясь умаслить бабушку. Постараешься, чтобы мы остались вместе? Ну пожалуйста
Фарида кивнула. Дейе показалось, что глаза у нее увлажнились. Удивительное дело! Но бабушка, затеребив халат, тут же отвернулась.
Разумеется, ответила она. Уж это-то мне по силам.
Сколько бы Фарида ни запрещала Дейе говорить о родителях, уничтожить память о них она не могла. Дейа отчетливо помнила, как узнала о смерти Адама и Исры. Ей было почти восемь лет. Стоял солнечный осенний день, Дейа сидела в своей комнате у окна, и вдруг небо на глазах потускнело. Фарида убрала со стола после ужина, помыла посуду и переоделась в халат, а потом тихонько спустилась вниз, в полуподвал, где жили девочки с родителями. В ту самую минуту, когда бабушка появилась в дверях, Дейа поняла: что-то случилось. Сколько она себя помнила, Фарида никогда к ним не заходила.
Фарида убедилась, что Амаль, младшая из четырех сестер, спит в своей колыбельке, и уселась на край кровати к Дейе и остальным девочкам.
Ваши родители Фарида сделала глубокий вдох и выпалила: Погибли. Разбились в аварии вчера ночью.
Дальше все размывалось. Дейа не помнила, что еще говорила Фарида, не могла вызвать в памяти лица сестер. Только какие-то обрывки. Ужас. Плач. Пронзительный вопль. Она впилась пальцами в бедра. Ей казалось, ее сейчас вырвет. Она помнила, как выглянула в окно и заметила, что пошел дождь, как будто мироздание горевало вместе с ними.
Фарида поднялась и, рыдая, ушла обратно наверх.
Больше о смерти родителей Дейа ничего не знала даже теперь, почти десять лет спустя. Возможно, именно поэтому она все детство провела уткнувшись в книжку, пытаясь с помощью чужих историй разобраться в собственной жизни. Книги стали для нее единственным источником утешения, единственной надеждой. Они говорили правду, когда весь мир вокруг лгал, наставляли, как верилось Дейе наставляла бы ее Исра, будь она жива. Дейе столько всего нужно было понять о собственной семье, о мире, о себе.
Она часто задавалась вопросом, одна ли она такая или есть другие люди, зачарованные словами, мечтающие нырнуть в книгу и остаться там навеки. Люди, которые надеются найти под обложкой сказку о себе, уже не чая разобраться в собственной жизни иначе. Но все равно Дейа ощущала себя одинокой сколько бы книг ни читала, сколько бы небылиц ни придумывала. Всю жизнь она искала историю, которая помогла бы ей понять, кто она такая и каков ее путь. Но ее история была ограничена стенами ее дома полуподвала на углу Семьдесят второй улицы и Пятой авеню, и Дейа боялась, что никогда ее не поймет.
Вечером Дейа и ее сестры, как обычно, ужинали вчетвером, пока Фарида смотрела в зале телевизор. Не было ни перемены блюд, ни тарелочек с лимонными дольками, зелеными оливками, перцем чили и свежей питой как когда домой приходил дед. Сестры просто сгрудились за кухонным столом, почти касаясь друг друга головами, погрузившись в разговор. Время от времени они затихали, ловя доносящиеся из коридора звуки, желая убедиться, что Фарида по-прежнему в зале и не слышит их.
Младшие сестры Дейи были единственными ее подругами. Разница в возрасте между ними была мизерная, год-два, и они дополняли друг друга, как уроки в школьном расписании. Будь Дейа сложная, причудливая, полная страстей натура школьным предметом, то, скорее всего, она была бы рисованием. Нора, вторая по старшинству, ближайшая ее наперсница, надежная, скрупулезная, прямолинейная, была бы математикой. Именно у Норы Дейа всегда просила совета, находя утешение в ее ясных рассуждениях; именно Нора умеряла ее бьющие через край эмоции, привносила порядок в хаос ее воображения. Затем Лейла. По мнению Дейи, Лейла походила на естествознание пытливая, неустанно ищущая ответы на вопросы, ярая поборница логики. Младшая из четырех сестер, Амаль, в полном соответствии со своим именем «надежда» как никто умела верить в лучшее. Будь Амаль школьным предметом, она была бы основами религиозного воспитания. Любые рассуждения сводились у нее к тому, что есть халяль, а что харам, что добро, а что зло. Именно Амаль всегда возвращала сестер к Богу, привнося в их разношерстную компанию толику веры.
Ну, как тебе Насер? полюбопытствовала Нора, прихлебывая чечевичный суп. Такой же чокнутый, как и предыдущий? Она подула на ложку. Ну этот, который требовал, чтоб ты носила хиджаб не снимая?
Вряд ли найдется второй такой же ненормальный! со смехом отозвалась Дейа.
Он хотя бы симпатичный? продолжала допытываться Нора.
Он ничего, ответила Дейа и постаралась улыбнуться. Она не хотела тревожить сестер попусту. Правда. Очень даже ничего.
Лейла прищурилась:
Не скажешь, чтобы тебя это сильно радовало!
Дейа аж взмокла под пристальными взглядами сестер.
Просто все это очень волнительно. Только и всего.
Собираешься встречаться с ним снова? поинтересовалась Амаль.
Она грызла ногти Дейа только сейчас обратила на это внимание.
Да. Наверное, завтра.
Нора наклонилась к Дейе, заправив за ухо прядь волос:
А про наших родителей он знает?
Дейа кивнула, помешивая суп. Ее не удивило, что Насер в курсе произошедшего с ее родителями. Любые известия в их общине разлетаются со скоростью ветра ведь арабы лепятся друг к другу, как куски теста, боясь затеряться среди ирландцев, итальянцев, греков и евреев-хасидов. Все арабы в Бруклине живут, будто взявшись за руки от Бэй-Риджа до Атлантик-авеню, и делятся друг с другом каждой сплетней. Тайн между ними нет.
И что дальше, как думаешь? спросила Лейла.
Ты о чем?
Когда ты снова с ним встретишься о чем будете говорить?
Надо думать, о самом главном, ответила Дейа, приподняв бровь. Где жить, сколько детей заводить ну, эдакое введение в семейную жизнь.
Сестры расхохотались.
По крайней мере, будешь знать, чего от него ждать, сказала Нора. Лучше так, чем потом всякие сюрпризы.
Что да, то да. Но от Насера никаких сюрпризов, похоже, не будет. Дейа уткнулась в свой суп. А подняв голову, весело сощурилась: Я спросила, в чем для него заключается счастье. Угадайте, что он ответил.
Деньги? спросила Лейла.
Хорошая работа? предположила Нора.
Дейа засмеялась:
Именно. Все как у всех.
Ну, а чего ты ожидала? поинтересовалась Нора. Что он скажет любовь? Романтика?
Нет. Но я надеялась, он хотя бы притворится более оригинальным.
Не все умеют притворяться, как ты, усмехнулась Нора.
Он, наверное, тоже волновался, сказала Лейла. А он спросил, что сделает счастливой тебя?
Спросил.
И что ты сказала?
Что меня ничего не сделает счастливой.
Зачем ты так? удивилась Амаль.
Просто чтобы побесить его.
Все с тобой ясно. Нора закатила глаза. Впрочем, это хороший вопрос. Ну-ка, надо подумать. Что меня сделает счастливой? Она поболтала ложкой в супе. Свобода, наконец сказала она. Возможность делать все, что я хочу.
А для меня счастье это успех, сказала Лейла. Стать врачом или совершить что-то великое.
Стать врачом в доме Фариды? О-о, удачи! со смехом воскликнула Нора.
Лейла закатила глаза:
сказала девица, которая мечтает о свободе!
Тут уж они все засмеялись.
Дейа бросила взгляд на Амаль та по-прежнему грызла ногти и даже не притронулась к супу.