«Закрой глаза увидишь парус, вишнёвый так цветут сады», заговорил я к ней стихотворными строками, родившимися в моей голове под впечатлением от вида калитки; не увидев рядом с кроватью на что могу сесть сел перед ней на зелёный (и оказалось, что очень мягкий), будто весенняя травка палас и, скрестив ноги, я продолжил, спросив серьёзно: Закрыла?
Ответом был её и насмешливый, и любопытный в то же время взгляд: поиграем в воображение? Я кивнул, убеждённо.
Видишь: это ты стоишь на берегу.
Таня тут же закрыла глаза.
Воображая, и часто, признался я ей, так зову свою мечту Она становится ближе ко мне. И это правда. Вишнёвые паруса видишь?
Ну, вижу, отозвалась Таня, и не просто отозвалась с интересом.
Глаза не открывай! строго предупредил её я. Тот, кто приплыл к тебе под этими парусами, подходит к тебе его лицо видишь только ты и берёт твои ладони в свои. Таня, руки твои где?
Таня робко и даже настороженно вынула из-под простыни свои ухоженные ручонки, развернув их ладонями кверху.
Что ты чувствуешь сейчас, на её ладони я положил свои, к этому времени стоя уже на коленях и склонившись над ней, тебе неприятно: его ладони тяжёлые и холодные? Чужие тебе?
Нет! Они не такие! торопливо возразила Таня.
В них сила и надёжность?
Не знаю. Приятно от их прикосновения. И жарко очень.
Это твой мужчина, Таня, твой! Сейчас ты прочувствуешь на себе его губы губы не молчаливы в отличие от рук. Они разговаривают сладкой влажностью или сухой терпкостью.
Осторожно и легонько я стал целовать уголки Таниных губ она открыла глаза, но что-то в ней самой сомкнуло ресницы снова. Её русая головка, соскользнув с подушки, приподняла ей подбородок и губы произвольно приоткрылись. Вдохнув глубоко и с наслаждением, её ладони коснулись моей спины, а затем пальчики мягким гребнем вошли в мои волосы. И она позволила целовать её всю, приподняв ноги в коленях и так стягивая с самой себя простынь. Опомнилась замерла, когда ей стало больно. Я уже знал, почему бывает больно извинился тут же: откуда мне было знать, что она ещё девственница; приподнялся на локтях, чтобы всё это закончить, но гребень её пальчиков стал жёстким и притянул мои губы к её губам, заговорившими со мной сладкой влажностью. Этим она дала мне понять, что её девичьи грёзы, позвав мечту, стали явью, и её чувств тоже, а майский вечер, потушивший солнце, станет последним, девичьим, и первым в качестве уже женщины
Завтракали не так весело, как вчера праздновали. Воспользовавшись разговором Светы по телефону со своей мамой, Таня тихонько и осторожно спросила меня:
Мы ещё увидимся?
4 мая у меня день рождения, но обычно мы «гудим» всем двором по этому поводу сразу после Первомая. Сегодня начнём к обеду меня уже будут ждать в апельсиновой роще (объяснять, что апельсиновая роща это абрикосовая посадка рядом с городскими прудами, я не стал: сказал так по привычке). Но 5 мая я ложусь в больницу, возле кинотеатра «Украина»
Таня закивала головкой знает, где это.
У меня язва, с Армии. Водкой только и спасаюсь. Направление мне выписали ещё до праздников кровоточить начала. Надо ложиться.
И ты ещё в шахте работаешь?
Таня обхватила руками голову, тряся ею, будто знала, каково это рана в желудке да к тому же и кровоточит. На это я лишь пожал плечами, и продолжил: