Эдвард кивнул.
Что ж, похоже, эта затея завела нас в тупик, сказал Уоллес и снова на время умолк. Похоже похоже, придется нам как-то долги гасить.
Долги? Но я думал, вы с лордом Мэнсфилдом сговорились о партнерстве?
Да вроде как. Но э-э себестоимость начала расти, как на дрожжах, и он потребовал кое-что в залог.
Твою ферму? Уоллес ты ведь не согласился?!
Уоллес уставился в опустевшую кружку.
Нет нет, на это я не пошел. Рисковать фермой отца я ни за что бы не стал.
Эдвард вздохнул с облегчением.
В залог этот участок пошел.
Эдвард вздрогнул, выпрямил спину.
Этот участок? То есть, моя ферма? Вот эта самая?
Уоллес медленно, тяжеловесно кивнул.
Абите, хочешь не хочешь, пришлось опереться на буфет.
Это это что же ты такое несешь?
Уоллес ожег ее гневным взглядом.
Женщина не суй носа, куда не след.
Абита прикусила язык. Слишком уж хорошо она знала: женщинам вмешиваться в дела торговые настрого запрещено, таков закон.
Уоллес, заговорил Эдвард, пожалуйста, объяснись. Я тебя не понимаю.
Уоллес злобно нахмурился, побагровел с лица.
Как тут еще ясней выразиться? Я отдал это хозяйство в залог. Ссуду под него взял. Прости, но не ожидал я, что дело вправду так обернется.
Но какое ты имел право? Это моя земля.
Брат, все не так просто, и ты прекрасно об этом знаешь.
Что значит «все не так просто»? У нас у нас ведь уговор. Я все платежи вносил вовремя. Остался всего сезон. Одно лето.
Так я и не говорю, что это справедливо. То, что стряслось с табаком, по отношению к нам тоже несправедливо. Думаешь, мне все это по душе? Я просто стараюсь со всеми по справедливости обойтись, насколько получится. Не только с тобой со всеми нами.
«Когда это ты, Уоллес, успел таким справедливым стать? захотелось спросить Абите. А справедливо ли было наследовать обе фермы только потому, что ты старший из сыновей, а после вынуждать Эдварда выкупить у тебя эти жалкие акры в самой глуши? И цену назначить такую, что нам хоть побираться иди? Пятьдесят бушелей кукурузы в сезон. Пятьдесят! Самое меньшее, вдвое, если не втрое дороже настоящей цены. Это, по-твоему, справедливо?»
Однако послушай, продолжил Уоллес. Выслушай до конца. Все не так скверно, как ты мог подумать. Я с лордом Мэнсфилдом кое о чем договорился.
О чем же?
Ты можешь остаться здесь. К чему тебе уезжать? Только платить будешь не мне, а Мэнсфилду.
Стало быть, последний платеж ему причитается?
Уоллес уныло покачал головой.
Никакого последнего платежа, братишка. Земля и все прочее теперь у лорда Мэнсфилда в собственности. Будешь возделывать землю и каждый год отдавать ему половину урожая.
Как арендатор какой-то, вполголоса проворчала Абита.
Уоллес смерил ее злобным взглядом.
Я, Эдвард, замолвил за тебя словцо положение объяснил. Лорд Мэнсфилд он человек справедливый. Сказал, что готов обсудить условия, на которых со временем уступит землю тебе.
А срок какой?
Уоллес пожал плечами.
Лет двадцать, пожалуй.
«Двадцать лет? подумала Абита. Двадцать лет?! Эдвард, не позволяй ему с нами так обойтись!»
Но Эдвард молчал, не поднимая взгляд от столешницы, словно не знал, что сказать.
И это нам еще повезло. Я старался, как мог, слово даю.
Абиту затрясло. Пальцы сами собой сжались в кулаки.
«Эдвард, ты что, не видишь, он же тебя дурачит! Всю жизнь дурачит!»
Однако дело было ясное: сколько об этом ни тверди, Эдвард ничего такого не замечает. В людях, в том, что у них на уме, он разбирался из рук вон плохо и потому постоять за себя толком не мог, а ей оставалось только молча смотреть, как братец мужа снова и снова беззастенчиво этим пользуется.
Дело наверняка можно решить как-то иначе, заговорил Эдвард. К примеру, что, если мы оба каждый сезон будем выкладывать малость побольше, чтобы помочь тебе расплатиться?
Нет, я уже прикидывал. По-другому никак.
«Не уступай, Эдвард», подумала Абита, шагнув вперед.
Эдвард, взглянув на нее, заметил ее возмущение. Ни слова не говоря, Абита яростно, страстно замотала головой.
Прости, Уоллес, сказал Эдвард, но это же твой долг. Просить меня о таком просто нечестно. Я ведь в хозяйство вложил все, что мог, а ты собираешься попросту взять да отдать мою землю.
Эдвард, чья это земля?
В каком смысле?
Братишка, мягко, точно с ребенком, заговорил Уоллес, навалившись на край стола, я уж, как мог, старался разговор повернуть так, чтоб тебя не обидеть, ведь оба мы знаем: ты у нас не всегда способен по-крупному соображать. Однако ты заставляешь меня говорить напрямик. Чья это земля?
Ну, тут все не так просто. Земля
Тут все проще некуда, твердо сказал Уоллес, только ты этого не можешь понять. В купчей на землю чье имя значится?
Э-э ясное дело, твое.
Вот. А значит, земля моя собственность, и, таким образом, может пойти и пойдет в уплату моих долгов. Вот так-то. Проще некуда.
«Ну нет, подумала Абита, все не так просто, Уоллес Уильямс. Ты сделку насчет этой земли заключил, а теперь, когда нам остался всего сезон до полной расплаты вон что затеял? Думаешь, так просто назад все и заберешь?»
Нет! выпалила она вслух. С чего это долг надо Эдвардовой землей отдавать? Как насчет как насчет твоей собственной земли, Уоллес?
Уоллес поднялся на ноги, похоже, готовый отвесить Абите затрещину.
Отчего эта женщина разговаривает?
Абита! прикрикнул на нее Эдвард. Хватит. Пожалуйста. Извини Уоллес.
Довольно я терпел ее выходки.
О ней я позабочусь сам. А вот это дело оно огорчает всех нас. И ты должен согласиться: вопрос вполне справедлив.
Какой вопрос?
Отчего ты взял ссуду не под собственные акры?
Ты все еще не понимаешь? Это и есть мои собственные акры.
Нет, речь о твоем хозяйстве.
Да как у тебя язык повернулся?! не на шутку обиженный, возразил Уоллес. Ты всерьез предлагаешь отдать в чужие руки тот самый дом, где мы родились и выросли? Ту самую ферму, что стоила папе столько пота и крови? Да и какой смысл? Мое хозяйство вдесятеро дороже этой фермы.
А сколько пота и крови вложил в эту землю Эдвард? напомнила Абита. Она ничего не стоила, пока Эдвард ее не расчистил и пахотным слоем не покрыл. Ты не землей, ты его трудами решил долг вернуть. Совести у тебя нет!
Эдвард в ужасе обернулся к ней.
Абита!
Ну все, с меня хватит! прорычал Уоллес. Я эту землю на Мэнсфилда переписал, на том и делу конец!
Нет, не бывать этому! закричала Абита, сама понимая, что ей давно пора остановиться. Ты заключил сделку с Эдвардом и нарушить ее не посмеешь! Ишь, что придумал: расплатиться с долгами, родного брата в рабство продав!
Аби! Довольно! вскричал Эдвард.
А ты, Эдвард, не позволяй ему себя запугать! Ты столько лет здесь трудился без продыху, а он
Абита! Ни слова больше!
Эдварда трясло. Казалось, он готов опрометью выбежать вон. Видя все это, Абита умолкла.
Ну, паршивка, на этот раз ты перешла все границы, процедил Уоллес, смерив ее яростным взглядом. Уж теперь-то язык довел тебя до суда проповедников. Посмотрим, что они скажут насчет твоей дерзости.
Абита втянула голову в плечи: угроза была вовсе не шуточной. Сколько раз она видела, как женщин, неосторожно заговоривших о том, что у них на уме, выставляли закованными в колодки всем напоказ, а одну за прегрешение куда меньшее, чем ее даже высекли! Пожалуй, будь это первый ее проступок, угроза Уоллеса была бы не так страшна, однако Абиту уже взяли на заметку за невоздержанность на язык.
Уоллес, взмолился Эдвард, прошу тебя не надо. Я потрясен ее поведением. Пожалуйста, прости ее. Она так горяча и к нашим обычаям еще не привыкла. Я
Нет. Хватит ей потакать. Ее уже сколько раз предупреждали. Завтра же под суд ее отдам. Самое время ей понять свое место.
Подхватив шляпу, Уоллес направился к двери, но Эдвард заступил здоровяку-братцу путь, поднял руки к груди.
Прошу, Уоллес, не делай этого. Ради меня. Прошу.
Абита, дрожа всем телом, не сводила глаз с мужа, молящего о прощении прощении для нее.