После концерта, поблагодарив музыканта за приятно проведенное время, люди постепенно стали расходиться по своим делам. Я провела бабушку домой. Уже был обед, мы поели и бабушка пошла на свою кровать на обеденный отдых, а я тем временем решила прогуляться по городу в котором уже давненько не была.
***
Я вышла в просторный светлый коридор. На балконе кто-то сидел в кресле-качалке читая книгу. Мимо пронеслась Пышка, гоняясь за большим жуком. Она была похожа на мохнатого слоненка, ее топот был единственным шумом в доме в обеденное время. Создавалось впечатление, что ее предками были мамонты. Выйдя на улицу я завернула за угол дома и пройдя под аркой каменного забора я опять оказалась на аллее. На ней до сих пор бегали дети. Они выходили гулять по очереди и постоянно сменяли друг друга. Но вся та какофония, которая проходила между ними, казалось, не утихнет никогда. И все же здесь было очень спокойно. Я шла по аллее, вымощенной тротуарной плиткой, разглядывая стоки по бокам дорожки. Интересно, каким же этот мир кажется из-под этих решеток? Я шла и представляла все окружающее таким, каким бы он был для меня, если бы я была листком липы в этой канавке. Было приятно тепло. Детский гомон остался позади, тихо шумели листья. Казалось, что я бреду, в каком-то приятном сне. С аллеи я вышла на маленькую дорожку, ведущую мимо соседних дворов к библиотеке. Этот райский уголочек показался еще с далека. Это было очень интересное здание. Оно было квадратным по периметру, все стены его были застеклены, потому в библиотеке было очень светло. Двенадцать колонн держали на себе все здание. Я пробиралась в здание постепенно. Сначала я обошла вокруг, затем прошла во двор, который был высажен вишневым садом с аллейками, лавочками и столиками и наконец поднялась в библиотеку на вакуумном лифте.
IV. Тихо, как в библиотеке
Здание библиотеки казалось очень вызывающим. Оно было выстроено по квадрату, с внутренним двором. Второй этаж, он же последний, высочился на арочных колоннах первого. Хотя первый – сложно было назвать этажом, поскольку пользовались им лишь летом и назывался он летним. Здесь стояло достаточно много стульев, столов, кресел, скамеек, были даже диваны. Место было популярным. Люди всех возрастов, умостившись на облюбованных местах, предавались просвещению. Что касается второго этажа – то это собственно и была библиотека. Колонны первого этажа протягивались до крыши второго, сгибались к середине и смыкались с параллельной колонной. Окна выпуклые и также изогнутые к центру крыши были опоясаны красивым кованым каркасом. На каркасах внизу окна висели круглые, слегка удлиненные, с острыми концами и в такой же заостренной оправе, уличные фонари. С внутренней стороны на крыше стояли солнечные батареи. В углах здания размещались вакуумные прозрачные лифты. Поднявшись на второй этаж, я попала в один сплошной, цельный, огромный читальный зал. Возле каждой колонны, с внутренней стороны здания стояли стеллажи с книгами. Вторая – внешняя сторона зала была выделена для столов, столиков, стульев, кресел, диванчиков и прочей библиотечной мебели. Негласно зал был разделен на зоны. В северном крыле по средам и пятницам собирались любители рукоделия, вечер четверга был посвящен любителям истории. Во вторник и субботу с утра южное крыло принимало самых юных читателей, собственно говоря, для того, чтобы показать что же такое книга и естественно научить читать, в восточном крыле часто проводились выставки художников, местных и приезжих, юных и опытных. В общем, всю неделю, все утро, весь день и весь вечер библиотека неустанно просвещала жителей города.
Я же как раз зашла в восточное крыло, где проходила выставка того самого Михаила Федоровича, которым так возмущалась моя бабушка. Что ж, хочу о нем сказать одно. Он очень любит музыку. Как вышло так, что человек, обладающий прекрасным вкусом в музыке, был лишен способностей в ней, я не знаю. Но то, что он мог ее отобразить в полотнах, я с уверенностью утверждаю. В зале не было ни одного полотна без музыканта либо инструмента. Я свято верю, что музыка в эмоциях. И здесь излита их оглушающая часть. Пианист, в порыве поднявший руку и еще удерживающий клавишу другой, был совершенно поглощен инструментом и совершенно отсутствовал в том времени и пространстве, в котором находились его слушатели. Спина с изящною рукой скрипача и десятки лиц покоренных слушателей, в каждом выражалась нота той струны, за которую зацепил музыкант. Беспечный цыган со своей спутницей – гитарой, веселил свой народ, а более себя и вся музыка выплеснулась безудержным танцем красавиц цыганок взмыв в воздух подолы верхних юбок. Задумчивость одинокого саксофониста, спокойно игравшего свою душевную историю закату, слегка прикрыв глаза, он свесил ноги с камня в море, солнце ласково коснулось его саксофона и согрело ему веки. Арфистка, одиноко сидевшая за инструментом у высокого распахнутого окна на заре. Их было множество. В зале было выставлено лишь около пятидесяти полотен. И вот я наткнулась на самого Михаила Федоровича.
– Доброе утро! Как приятно встретить столь юную особу на моей выставке! Как находите мои картины?
– О, они великолепны! Я бы не смогла и подумать, какое множество решений музыки возможно отобразить на полотнах!