Вот мне не стыдно выйти с супругой в люди. Она невысокая и кирпичи не разбивает ребром ладони. Я, правда, тоже не разбиваю, но мы сейчас о другом. А вот Кристине вполне по силам отбить атаку спецназовца, такая мощь в этой женщине! А рядом этот задохлик. Как он будет обнимать необъятное?
И ещё вопрос, кто кого будет переносить на руках через порог совместного жилья? Так хотелось спросить, но я промолчал, но чуть не выдал себя, еле сдержав смех.
Как оказалось, эта сладкая парочка уже два года одурманена магией любви, и души друг в друге не чует. Или не чает, не знаю, но факт остаётся фактом – они действительно влюблены, и теперь надсмехаться над Димычем, даже по-приятельски, становится опасно – его будущая супруга может подстеречь вечером на выходе, поднять над землёй и потрясти как свинью-копилку. Её даже директор побаивается, а он служил в ВДВ, и был смотрящим в своём районе в 90-х!
Я ещё раз представил Димыча и Кристину вместе. Нет, это какая-то шутка. Такие разные люди, и по мировоззрению, и по характеру, и, простите, по объёму тел. Наверное, столкнулись локтями на боковой лестнице. Димыч, естественно, потерял сознание, а когда открыл глаза, увидел над собой обеспокоенную Кристину. Вот тут-то шальная стрела близорукого Амура и настигла цель. Ну разве они пара?
Но как Димыч рассказывает о том, как покорил сердце своей принцессы, этого Эвереста в женском обличии! Кравчук аж рот открыл, а Силивёрстова вытирала мокрые глаза.
Моей жене, кстати, то же твердили, что я ей не пара. Особенно родители. А как старшие братья меня пытались запугать – три месяца прихрамывал на свидания в синяках, а проходили старые, появлялись новые. И ничего, не сдал позиций. А теперь те, кто был против, нянчат внуков, а братья смирились, зовут на дни рождения. До сих пор смотрят с недовольством, но рюмку наливают.
У Димыча зазвонил телефон. Уже по улыбке было понятно, кто на связи. Его голос стал елейным:
– Да, дорогая. Конечно. Уже бегу.
Он окинул нас счастливым взглядом.
– Будут спрашивать, я на обеде.
– Кристине привет, – сказала не менее счастливая Силивёрстова.
– Про свадьбу не забудьте. Все приглашены.
Димыч ушёл, а я подумал, что ждёт его теперь. Крики «горько!», хождение с замороженными цветами возле роддома, первые зубы, первый класс, первая годовщина. А там и внуки пойдут. В общем, семейная жизнь, невыносимо-трудная и прекрасно-великолепная.
Когда страсти утихли, Силивёрстова подошла к окну.
– А мне муж на ситцевую свадьбу подарил эустому, очень дорогой цветок. Он его во «Флористике» украл вместе с горшком. Вы бы видели его идиотскую улыбку, но это был самый романтический подарок в моей жизни. Теперь он может купить любой букет, но тот цветок я не забуду никогда. Даже горшок сохранила на память о былых днях.
– А мы, помнится, по дороге в ЗАГС свернули не туда, – улыбнулся Кравчук, – потом машина сломалась, и вдобавок пошёл дождь. Где-то сохранилась фотография, мы там такие грязные, просто с головы до ног, но счастливые. До сих пор вспоминаем.
– Вы же развелись!
– Вспоминать-то можно!
Я начал спешно искать по карманам носовой платок.
– Ты чего, – спросила меня Силивёрстова, – плачешь?
– Н-нет… Просто за Д-димыча ра-а-а-а-а…
Кое-что о китайских самураях
Доводилось ли вам спасать человека от смерти? А потом этот человек предъявляет претензии, мол, спас, теперь ты ответственен за меня до конца жизни. Китайская (или японская, я даже не в курсе) философия самурая, это хорошо, но в нашей стране она не работает. У нас как бывает – спас человека, услышал в свой адрес благодарность, ну выпили за здоровье обеих сторон, и гуляй на все четыре. Да хоть на десять, но в любом случае ты ничего не должен своему спасённому. Ничего.
Или я неправ?
Едва услышав крик со стороны озера, я бросился в воду. Это особый сигнал – так не кричат плескающиеся дети, не шумят пьяные мужики, девушка не визжит, со смехом закрываясь от брызг, пущенных в неё возлюбленным. Это был крик о настоящей помощи, пусть и без слов. Если бы я не был одним из купающихся, то мог бы и не успеть – мне ещё не доводилось плавать в мокрой одежде, да в обуви. Поэтому я сравнительно быстро доплыл до барахтающиеся девушки и, получив пару раз по лицу, сумел дотащить её до ощущаемого дна.
Пока она откашливалась, одновременно рыдая и приходя в себя, я вытирал разбитый нос дрожащими руками. Всё произошло не то, чтобы быстро, но в такой суете, что было больше похоже на безумие – кто-то кричит, потом мир скачет перед глазами, кого-то пытаешься схватить, получаешь по лицу и вот ты стоишь на твёрдом дне и смотришь, как капли крови колышутся на лёгких волнах, а возле дна шныряют окуньки. Я смотрел на эти разводы и подумал, что мы с озером побратались – я и сам глотнул его воды. В голове стоял лёгкий шум, а в уши попала вода. Наконец, я посмотрел на спасённую. Она обняла себя за плечи и дрожала. Из глаз катились слёзы, что было хорошо заметно даже на мокром лице.
– Ты как? – спросил я, и это было всё, что мне пришло в голову.
Она выглядела жалкой, каким бывает одинокий мяукающий котёнок под проливным дождём. Худенькая, бледная, на предплечье татуировка в виде каких-то готических букв. Вот делать-то нечего!
– Нормально, – прошептала она и кивнула, словно пытаясь или успокоить себя, или убедить в этом меня.
– Тогда пойдём. Чего тут стоять?
Я взял её за руку, девушку, которую видел впервые, и мы побрели к берегу.
Там нас уже ждали люди, менее расторопные, чем я. Кто-то был в шоке, кто-то облегчённо улыбался, другие не могли сдержать слёз. Ну и снимали на смартфоны, а как же! Пока мы шли, нам что-то говорили. Это были слова поддержки или предложения помощи, а я слышал только плеск расходящихся волн и крики чаек.
Мы подошли к её вещам. Рядом с одеждой лежала удочка с двумя окунями. Девушка, как оказалось, рыбачка. Видимо, живёт в ближайшей деревне. Она села на песок и совсем стихла, обхватив руками колени. По мокрым волосам всё ещё стекали капли. Я стоял рядом, не зная, что теперь делать. Вроде всё закончилось, надо бы попрощаться и разойтись в разные стороны. А тут ещё люди продолжают глазеть и обмениваться впечатлениями, будто только что посмотрели очередную серию очередного сериала.
– Ну, ты это, поправляйся, – сказал я, нерешительно топчась на месте.
– А ты куда? – вдруг спросила она удивлённым голосом.
– Домой. Скоро автобус, а у меня завтра дела. Ещё одеться надо.
Я хотел сказать про разбитый нос, про шум в голове, но не успел.
– А разве ты не хочешь узнать моё имя? – еле различил я её голос.
– А надо?
– Ты же меня спас. Обычно спрашивают.
– Обычно? Тебя уже не раз спасали?
– Я в целом.
Я беспомощно обернулся. Почти все отдыхающие вернулись к своим делам, а вскоре и вовсе забудут эту историю. Вот и мне хотелось уйти без всяких там обязательных вопросов. Спектакль закончился. Вроде.
– Как твоё имя? – спросил я максимально безразлично, но без дерзости.
Не хватало мне ещё истерики. Она же только что чуть не захлебнулась на глазах у нескольких десятков людей, которые ничем не могли помочь, даже не пытались. А я решил просто уйти, будто ответил на вопрос «который час».
– Юля.
– Буду знать. Ну, Юля, береги себя.
– А тебя?
– Меня Пётр. Петя.
– Приятно познакомиться, – она чуть кивнула.
За всё время недолгого разговора Юля ни разу не подняла на меня глаза. Всё также смотрела в никуда. Видимо ещё пребывала в шоке.
Посчитав, что все формальности соблюдены, я решил откланяться. Но не успел.
– Посиди со мной, – попросила она тихо.
Вот этого мне точно не хотелось.
– Знаешь, мне бы лучше домой. У меня дела.
Она понимающе кивнула.
– Иди, раз дела.
В её голосе я услышал нотки сарказма. Будто произнесла «всё с тобой ясно, ничего нового».
– Можем в автобусе поговорить, – предложил я всё, что мог.
– Я местная.
Точно из деревни. Ну и замечательно! Навязчивость Юли была уже в тягость, и как будет дальше, знать не хотелось. Я уже сделал первый шаг, и почти закончил второй, как услышал: