– Приказ понятен, готова к исполнению, – раздался какой-то потусторонне-холодный голос Рамоты.
– Это еще и женщина! Теперь всё, мы все покойники. Мужик бы, может, еще и остановился, – сказал тот же “паникер”.
– Да погоди еще, может удастся сдаться! – сказал кто-то еще.
***
– Обращение по частному каналу, сёгун.
– И кто же осмелился меня беспокоить, Акаги?
– Король Швеции, сёгун.
– Король? Сам? То есть – лично?
– Именно так, сёгун.
– Что ж, соединяйте. Раньше он никогда не обращался лично. Интересно.
– Соединяю, сёгун.
– Ваше величество Бернадот?
– Да, ваше величество Токугава. Однако для вас, моего венценосного брата, я Олаф, если позволите.
– Несомненно позволю, и – рад личному знакомству! Мое имя Асахи, называйте меня так, прошу вас.
– Благодарю и польщен. Как вы понимаете, Асахи, у меня есть что сказать вам, причем до такой степени, что лучше бы нам встретиться.
– Удивлен, Олаф!
– Вы еще больше удивитесь, услышав мою историю. Но рассказывать ее я бы предпочел все-таки не по связи, пусть и защищенной.
– Даже так, Олаф?
– Даже так, Асахи.
– А знаете что? Насколько мне известно, ни императоры, ни сёгуны Японии никогда не посещали Швецию. То есть вообще никогда. Как насчет организации моего официального визита к вам? Я бы, если честно, был непрочь развлечься подобным образом.
– Что ж, короли Швеции тоже никогда не посещали Японию, но… Вы предложили первым. Примем вас со всеми почестями! Меня же, на самом-то деле, интересует лишь разговор “без лишних ушей”. Разговор именно с вами.
– Отлично! Может быть, и о поставках вашего зерна наконец-то договоримся.
– Асахи, о чем вы?! Все избытки нашего зерна – и так, считайте, ваши! По «внутренним» ценам и без экспортных пошлин!
– Да? Тут я еще раз спрошу – даже так, Олаф?
– И я опять отвечу – даже так. Ждем вас, ваше величество.
– Уже отправляюсь, ваше величество. Вы меня заинтересовали.
***
– Рамота, ты меня прости. Пожалуйста прости. И меня лично, и все это трахучее “человечество”. Всех нас, в общем.
– Янив, за что? Ну то есть за что именно ты просишь прощения? Не понимаю.
Несмотря на отсутствие Менолли, адмирал Лейбович и Рамота тихо напивались в пустом на этот момент баре “Гинсборро” и прекрасно друг друга понимали. Так ведь тоже бывает.
– Рамота, ты не понимаешь? Да не гони, – сказал уже изрядно набравшийся Лейбович, – Принеся твоему народу галактику, принеся ему будущее, мы принесли ему и войну. В этой войне погиб твой сын, кто знает, кто погибнет еще? Война – дерьмовая штука. Мы-то за века просто привыкли. А вам вот – взяли и выдали. Говнюки мы, Рамота.
– Общаясь с вами, я поняла одно: убивает не оружие, убивает тот, кто держит его в руках. Человек. Ну или дракон. Кто угодно. Когда мы начнем расселяться по галактике – с вашей, кстати, помощью, – мы можем встретить и других врагов. Тех же хищников, ну или я не знаю. Нет вероятности, что все, кого мы встретим, будут нас любить как… Как Менолли. Поэтому для общения с людьми нам нужны… Боевые корабли.
– Они уже строятся! Скоро будут готовы.
– А для общения со всеми остальными нам нужно оружие, более мощное, чем наше собственное.
– Оружие – для общения?
– А что, люди когда-то общались иным способом? Даже между собой? А если пытались – долго ли они прожили?
– Нет, недолго. Но ты жестока.
– У меня убили сына, и я… Я, похоже, становлюсь человеком, Янив. Я теперь готова убивать не “в отместку”, а вовсе даже “превентивно”, чтобы исключить саму возможность агрессии.
– Я об этом и говорил, Рамота, мы превращаем вас в кого-то вроде себя. Сволочи мы.
– Сволочи. Тут не спорю. Но оружие вы нам дадите.
– И даже специально спроектированное – вон как твой линкор. Как он, кстати, называется-то?
– “Трясогузка”. Я назову его “Трясогузка”.
***
– Рабинович, не спи, они заходят сзади!
– Да тю, я и не спю… Чорт! Ребята, они “оторвались” на тех англичан! Долбите им в движки!
– Си, камрад!
– Моралес, на хвосте!
– Да не родился еще… Щя стряхну. Отстреляешься?
– Спрашиваешь!
– Все! Есть! Двое на минус!
– Это еще плохой рэйтинг, камад, продолжай стараться!
– Погодите, камрады, но ведь это английский авианосец, почему они атакуют английские же борта?
– Какая тебе разница, воюй давай, собьют же!
– Си, сеньор!
– Варелла, сзади, сзади! Ччорт. Варелла.
– Его что, того?
– Не отвлекаться! А его – да, “того”. В ноль.
– Блин, да я их теперь… Он мне был полсотни песо должен! Кто-то за это должен ответить!
– А вот теперь – не увлекаться!
– Да пошли бы они! Размажу!
Появления тяжелого британского эскортника никто не ждал, и среагировать успел только “Гинсборро”, сразу выпустивший все тридцать два борта. Только вот беда: бортов противника было больше сотни. И теперь пилоты “Гинсборро” показывали чудеса, подтверждая свою репутацию. “Хэрриеры” давили количеством, и это было действительно неприятно, а до выхода бортов с “Санта Марии” оставалось еще две-три минуты, раньше они просто не успевали. Причем было еще и понятно, что через это время противник “оттянется”. Они вообще пришли ради одного-единственного вылета, и их основной целью были их собственные крейсера, решившие сдаться. Их-то они и “долбили”, параллельно отстреливаясь от пилотов “Гинсборро”.
– “Птенцы”, выход, валим всех активных! – прозвучал на общей голос капитана Чавеса.
– Си, сеньор!
У британских пилотов начались сначала большие проблемы, а потом и большие потери. “Гинсборро” начал стрелять по кабинам, то есть по утопленным вглубь корпуса истребителя “коконам” пилотов, и “невосполнимые потери” британцев тут же стали зашкаливать. А со стороны “Санта Марии” подходило несколько сотен бортов.
– Отзовите пилотов, – сказал англичанам на общей Мигель Чавес, – Отзовите, в этой бойне нет смысла! – Тишина была ему ответом, – Хорошо, продолжаем, заключил он.
И тут борта с “Санта Марии” долетели.
– В кого стреляем? – спросил сам Два по сто, решивший для разнообразия лично полетать.
– Да во всех! – ответил Алонсо, чьи пилоты уже давно были “в деле”, – В своих только нежелательно.
– Понял, камрад! Все слышали? Боевые стрельбы, цели – вот они, перед вами, кто промажет – тот котумба! В своих не попадать, это минус к карме!
– “Минус к карме”? – спросил кто-то на мостике английского авианосца, – Они воспринимают нас как мишени на полигоне?
Через несколько секунд он убедился, что именно так их и воспринимают: около двух третей “Ситроенов” атаковали сам авианосец.
***
– Рамота, мне тоже очень жаль Рута.
– Да ничего, Менолли. Я долго живу на свете, это была не первая и не последняя моя кладка, а птенцы – они иногда гибнут. Никогда не можешь полностью защитить их от хищников. Конечно, они редко гибнут взрослыми… Но бывает и так. Вас, людей, много, но у каждого из вас мало птенцов. Часто и вовсе нет. У нас же – все наоборот. Так что это в порядке вещей. Я просто очень разозлилась.
– Но это же естественно!
– Так же естественно, как и то, что сейчас я – практически успокоилась. Это наша жизнь. И именно для того, чтобы она стала лучше, я и хочу расселить своих сородичей по разным планетам. Нельзя оставаться на одной. Это как… Смешно, именно у людей есть поговорка про “не складывать все яйца в одну корзинку”. Хотя придумать такое стоило бы нам: ведь это мы несем яйца, никак не люди. Я тут подумала: вот в последнем бою “Санта Мария” потеряла двадцать шесть пилотов. Они ведь тоже чьи-то дети. И не так, как у меня. Скорее всего, единственные. Каково их матерям? Так что я правда успокоилась, Менолли. Поверь.
– Верю, чудо золотое. Конечно я тебе верю. Ведь иначе невозможно.
Рамота “обняла” Менолли крыльями и сказала:
– Я правда не понимаю, зачем люди воюют. Убить напавшего хищника – это одно. Я, собственно, так и поступила, убила хищника.
– И еще как убила! – вставила Менолли.
– Ну это да. Но война… Нам придется заняться и ей, если мы хотим жить среди вас, но это мне непонятно.
– Думаешь, нам самим это понятно? Люди воюют испокон веков, но так до сих пор и не понимают, зачем. Тот, кто “играет в обороне” – ну ладно, можно объяснить хоть как-то. Но тот, кто нападает?! Ведь очевидно, что погибнут на войне одни, а ее результатами воспользуются совсем другие! И, тем не менее, люди идут на войну. Идут нападать на других людей. Я сама не понимаю этого, Рамота. Может быть, Жан-Клод сможет объяснить. Или Джорэм.