– Может быть, вы просто не хищники? Вот мы – да, и мы ловим свою добычу, когда хотим есть. Но когда не хотим, нам в голову не придет убить для развлечения или “ради идеалов”. Неужели люди похожи на нерассуждающее стадо травоядных?
– Я не знаю, Рамота. Вот я – травоядная?
– Нет.
– А эти “тени войны” – Энрике, Кончита, Жан-Клод, остальные?
– Менолли… Ты права. Они – тоже нет. Они не травоядные. Но почему тогда?!
– Может быть, только по отдельности мы люди, а все вместе мы все-таки стадо баранов, готовое растоптать походя любого, просто оказавшегося на пути. Причем даже и путь мы не выбираем – на то есть пастух и его собаки. Не люблю я людей, веришь?
– Менолли, похоже, это я люблю людей больше, чем ты сама. А ведь я не человек.
– Чего стоит раса, которая любит себя меньше, чем ее любит другая раса?
– Ничего. Решительно ничего. Однако в отношении своей расы ты все-таки несправедлива. Посмотри на своих товарищей, разве они не достойны как минимум уважения? Вот эти самые наши с тобой общие знакомые? Ты всех их знаешь по именам. Я, Менолли, решилась на довольно-таки страшный шаг: я заявила всем драконам Лады-Веды, что именно я знаю, как расселить нашу расу в галактике и принимаю за это полную ответственность перед всеми драконами. Полную. Перед всеми. Мне поверили. И теперь только мне решать, как мы расселимся. Но только я за всё и отвечаю.
– Ты… Ты – решилась на такое?
– Да. Потому что кто-то ведь должен. И это будет сделано.
– Люди убили твоего сына.
– А что, еще двенадцать техов на той палубе убили не люди?
– Другие люди, англичане.
– Тогда почему твоих товарищей убили какие-то “англичане”, а моего сына – люди “вообще”?
– Ты это понимаешь?
– Можно подумать, ТЫ этого не понимаешь! На англичан я обижена. Страшно, смертно. Но… Не на всех. Даже на них – не на всех. У них есть планеты, где они растят своих… Птенцов, да. Я хотела разорить пару таких, но – это было бы неправильно. Пусть они живут. Пусть даже они тоже живут.
– “Экологическое равновесие”?
– Вот ты правильно соображаешь. Если бы мы уничтожили всех хищников, что угрожают нашим птенцам, мы бы сохранили ближайшие кладки. Но потом оказались бы на мертвой планете, где нам нечего есть. И вымерли бы. Давно уже. Поэтому куницу, поймавшую моего птенца, я испепелю. Но не пойду испепелять всех куниц в лесу.
– Ты действительно так думаешь?
– Да. Слова, которыми мы говорим, я “выудила” из твоего сознания, но мы, все мы, понимали, “как оно происходит”, с самого начала. Нельзя, чтобы “всех”. Просто нельзя. Иначе все тупо вымрут. И мы – тоже.
– Вы мудрые, Рамота.
– Да ни разу. Мы всего лишь хотим жить – как и все хотят. А для этого мало просто хотеть, надо еще и думать. Кто не думает – тот не живет. Тот – еда.
***
Авианосцу англичан не повезло: “птенцы” с “Санта Марии” взялись за него так усердно, что практически все внешние отсеки оказались разгерметизированы, а в районе кормы даже отвалилось и улетело куда-то несколько здоровенных кусков обшивки. Поэтому самые тяжелые торпеды, которые мог взять на борт капитан Шугин, были направлены системой наведения именно туда.
– Ну блин, камрад, ты перестарался! – огорчился на общей Два по сто, когда его тактический монитор выдал сообщение “Фрагментация. Разрывайте дистанцию, опасность столкновения с обломками”.
– А что такого? – удивился Николай.
– Да понимаешь, я же капитан без корабля, вот и хотел этот себе забрать, а то обидно как-то. А ты…
– Так это не я, Хулио, это торпеды!
– Да понятно, мозги у них куриные. Обидно просто.
– Ну извини, друг, так вышло.
– Да ладно, хрен с ним. Вон зато лаймы, что на крейсерах, о многом задумались. Мы ведь их защищали от своих же. Что-то обсуждают теперь с Кортасаром и Лейбовичем.
– А что именно, интересно?
– Не знаю, Энрике потом расскажет, молчать не будет. Это ведь кто-то из ваших сказал, “каждый солдат должен знать свой маневр”?
– Ну да, правда как-то совсем давно. Но кто-то из наших.
– И закажи в сети “планку” для медалек этих, которые “опять попал”.
– Ты имеешь ввиду “За выдающиеся летные заслуги”?
– Они, да. Их же выдают без ограничений в количестве, хорошо отстрелялся – получай. У тебя сколько?
– Шесть.
– Считай, семь. И поверь старому летуну: когда их станет двадцать, твой парадный китель начнет расползаться от дырочек, его ведь из хлопка делают, а не из кевлара. Заказывай планку, береги китель!
– А что, и закажу. Спасибо, камрад!
***
В стареньком, а оттого тяжелом и неудобном противорадиационном костюме, лишенном к тому же климатизации, Андерс Линдблад ставил “умные” мины на поверхности своего острова. Он занимался этим уже третий час и буквально истек потом. Вскоре его должен был сменить молодой Олаф Съёберг, но от этого было не легче: вся вода была уже выпита, и жажда мучала неимоверно.
Однако надо было что-то делать. Японцы, ясное дело, согласились на поставку орбитальных крепостей – но когда еще они их смонтируют! Поставка специальных подлодок тоже была обещана, но их предстояло для начала построить. Не орбитальные крепости, конечно, но тоже неделя-другая, учитывая доставку. И переговоры с Аргентиной еще шли, вроде как и есть там “суперэскадра”, но занята сего числа. А какой-нибудь “супостат” мог прилететь в любой момент, и на орбите встретить его было нечем. Значит – “оборона на уровне поверхности”. В том числе – мины. Много мин. До упячки много мин. И Андерс ставил мины. Закапывал в землю, “вживлял” в сохранившиеся деревья, прятал внутри камней, скрывал одну под другой. Иногда оставлял “обманки”, чтобы саперы противника отвлеклись и не заметили реальной угрозы. А что “противник” будет – он почему-то не сомневался. Но где же, чорт его дери, Олаф? Пора бы уже, сил никаких не осталось.
– Андерс, я на подходе! – раздался в комме голос Олафа, – Ты мне только скинь схему постановки, а то стремно как-то.
– Лови! – облегченно сказал Андерс, – Все, теперь продолжай вот отсюда, а я пошел вниз. Мне жизненно необходимы бочонок пива и восемьсот минут здорового сна, умаялся я. Господи, как же жарко.
– Поймал, все в порядке. Но ты прав: жарко. Это не Оланд, это Мальдивы какие-то.
Один из немногих в колонии, Олаф был родом со Старой Земли и часто говорил вещи, для остальных непонятные. Однако парень он был хороший, и на эти его “закидоны” никто не обращал внимания.
***
– Энрике, есть проблема.
– Какая, сеньор адмирал?
– Я хочу пойти в церковь и помолиться Мадонне, но на кораблях не бывает церквей.
– Но вы же еврей!
– Это не важно. Иногда надо помолиться именно Мадонне.
– А что случилось?
– Чудо, Энрике. Чудо, совершенное Матерью божьей. Ты сам был тому свидетелем.
– Чудо?
– Несомненно. Вам было необходимо отправиться обратно на Нью-Уолш для обеспечения “миротворческого патрулирования”, или как там оно называется. При этом я получил жесточайший приказ отправить вас в совершенно другое место – причем быстро и всех, доукомплектование “в процессе”. Взаимоисключающие вещи. И тут лаймы делают нам такой подарок. Это Мадонна, это она. Она помогла мне, она помогла всем нам.
– “Подарок” – это их атака на собственные крейсера?
– Не только. Вдобавок сам губернатор Нью-Уолша обратился к нашему правительству с просьбой о, так сказать, смене флага.
– Нифига себе!
– Именно. И теперь, пока просьба лишь рассматривается, “миротворцами” там смогут стать эти самые крейсера. У их командиров и команд, видишь ли, возникло некоторое недоверие к собственному правительству после того, как британские же истребители наделали в них дырочек – некритичных, но тем не менее. При этом любого из нас местное население воспримет как оккупанта – но их-то как раз нет, свои ведь!
– А что если потом они все дружно передумают?
– Так и хрен бы с ними. Вот тебе нужен Нью-Уолш и его хитрожопый губернатор?
– Ну мне-то точно ни разу.
– Мне тоже. И Аргентине как таковой. Есть – ну хорошо. Нет – тоже слава богу. Пусть сами разбираются. А еще мне надо бы с Кончитой поговорить. Она не очень занята?