Аннотация: Автор рассказывает о тайге – самом большом лесном массиве мира, ее самобытной природе и людях, оказавшихся в необычных, порой предельно опасных обстоятельствах.
«Дикий урман» – книга о том, как двое людей оказались в глухой тайге без огня, оружия и тёплой одежды. Несколько месяцев этим людям пришлось бороться с голодом и холодом.
Издание рассчитано на массового читателя.
---------------------------------------------
Анатолий Севастьянов
Глава 1
Река текла без солнца. Текла не в берегах, а в стенах дикого, нетронутого леса. Громадные кедры уходили ввысь, и только где-то там, над ними, светлело небо… А тут, внизу, сплетались корни, чернели вывороты, стоял сумрак…
Только на плесах прорывалось солнце. Оно высвечивало дикую мощь и красоту тайги с ее обросшими лишайником стволами, с зеленым бархатом валежин, с провалами настороженной мглы.
Небольшой катерок «Волна» третьи сутки пробирался вверх по таежному притоку Оби.
На палубу поднялся моторист.
– Тайга-то какая! Во лесок-то! Как путешествие, Росин? – сказал он, вытирая концами руки, единственному пассажиру – молодому человеку лет двадцати шести – двадцати семи.
– Это не путешествие. Путешествие – когда сам идешь, а не везут тебя. Кстати, скоро меня привезете?
– Завтра к вечеру дай Бог добраться. Уж пятьдесят километров, как река считается несудоходной. А нам еще плыть да плыть. Ну ничего, теперь доберешься. Главное, на катер попал. А то ведь он в Тарьёган за всю навигацию только два раза ходит. Сейчас вот – в мае – да раз осенью.
Резкий толчок! Моторист чуть не свалился за борт и тут же юркнул вниз, в машинное отделение.
– Мель! Давай назад! – закричали у штурвала.
– Назад не идет.
– Ладно, стой. Подмывать будем.
Началась какая-то хитрая операция: подмыв мели струей от винта. Корма чуть влево, чуть вправо, чуть влево, чуть вправо, и так с полчаса. Но вот катер дрогнул и отошел назад.
– Хорош! Давай на нос!
Теперь катерок едва подавался вперед, а с носа длинной палкой щупали дно.
«Долгая песня», – решил Росин и отправился в каюту «мучить» английский – самую опасную мель на пути в аспирантуру.
И еще садились на мели, попали под винт коряги, но на следующий день «Волна» все же добралась до места.
Росин с набитым до отказа рюкзаком и ружьем в чехле вышел на берег.
«Вот он какой, Тарьёган!»
Деревушку со всех сторон обступила тайга, прижала к реке, будто собиралась столкнуть под берег.
Прочно стояли дома. У каждого – лабаз на четырех столбах; собаки – по две, по три; в угоду старому хантыйскому обычаю – медвежьи черепа на кольях.
К катеру, как на пожар, высыпала вся деревня. Русских несколько человек, все население – ханты. Одежда вроде длинных рубах, подпоясанных сыромятными ремешками. У женщин и ребят расшита бисером. У всех на поясах ножи в деревянных ножнах. Даже у девочки лет трех миниатюрный ножик. По стертым ручкам видно: ножи тут – повседневное орудие труда.
Росина окружили и в упор рассматривали хантыйские ребятишки.
– Где мне найти председателя? – спросил он.
Самый старший, не отвечая, повернулся и что-то закричал по-хантыйски. Из толпы у катера вышел молодой хант и направился к Росину.
– Я председатель.
Он, пожалуй, дольше учился в школе, чем занимался промыслом, но уже председатель промыслового колхоза.
– Вадим Росин, охотовед. Прибыл к вам обследовать места под выпуск баргузинских соболей.
Вечером в правлении проходило собрание.
Сизоватый табачный дым плыл из открытой двери, а в самом доме все сине. Занавески на окнах давно уже пожелтели от никотина.
На скамейках степенно расселись ханты-старики. Кто помоложе, стояли вдоль стен, теснились в проходах. Тут собрались все охотники деревни.