Но в школу пришли какие-то незнакомые люди в спортивных костюмах и со свистками, чтобы отобрать для забега самых лучших представителей человечества, будучи совершенно неосведомленными насчет Анькиных талантов и моей неисправимой неспортивности. Меня, вместе с самими высокими девочками, выдвинули в бегуны, а на Аньку даже не посмотрели. Оглянувшись на подругу и увидев, что у нее дрожит подбородок, я сообщила, что она у нас бегает быстрее всех, а я, как ни странно, вообще бегать не умею. Люди со свистками смерили пренебрежительным взглядом какого-то низкорослого заморыша, и, махнув рукой, разрешили Аньке бежать вместе со всеми.
В день праздника Анька два часа вертелась перед зеркалом, умащая сахарной водой свою голову и нещадно щипая себе щеки для красивого румянца. В результате от сахара ее вихры застыли в своем обычном положении, как железный монумент с полудохлыми пришельцами. И даже ветер не мог сдвинуть их с места, отчего казалось, что Анька специально надела на голову шлем, чтобы спокойно бегать, не боясь разбить голову о землю.
По свистку все рванули с места, а я, не пробежав и половины пути, выдохлась и плелась в арьегарде с высунутым языком. Анька уже отделилась от колонны из дылд и приближалась к финишной прямой, но вдруг приостановилась и оглянулась на меня. Я ковыляла далеко позади праздничного забега, сгорая со стыда – казалось, на меня смотрит весь стадион и осуждающе качает головой – вот так неприспособленные к спорту личности портят людям весь праздник.