Так что мы стояли почти неподвижно, только слегка покачиваясь в такт музыке, пока девчонки в трениках вертелись, как ненормальные. В конце концов, тренер попросила нас либо стоять интенсивнее, либо удалиться и заниматься этим в другом месте – например, в секции по стоянию в нелепом виде.
В следующий раз я уже смиренно натягивала ненавистные страшные треники, когда ко мне влетела запыхавшаяся Анька с кульком под мышкой.
– Стой! Я нашла! В телевизоре видела! – заорала она.
Я, хлопая глазами, смотрела, как Анька влезает в чёрные капроновые колготки (ох, попадёт кому-то), а поверх натягивает хлопчатобумажные трусы в красный горошек и торжественно объявляет:
– А блестки мы щас с елочных шариков соскребем!
Откуда берутся дети?
Будучи ребенком, я не особо задумывалась над вопросом, откуда на Земле появляются люди. Моя мама была прогрессивной и не забивала мне голову сказками про аистов и капусту. Так и сказала – из маминых животиков берутся люди, и все тут. Я сразу успокоилась – ну это объяснимо, из животиков так из животиков, и пошла обрадовать Аньку, которая тоже мучилась этим жизненным вопросом.
Но потом мы стали думать, откуда, собственно, попадает в животик ребёнок, и почему, и что для этого нужно? А то вдруг ветром надувает, а у нас тут ветра-то ого-го, ого-гошеньки! В крайне встревоженном состоянии мы вновь обратились за разъяснениями к моей маме.
Моя мама была прогрессивной и не стала забивать нам головы всякой чепухой, а так сразу и сказала – мамы пьют таблеточки, чтобы завелся ребеночек, и все.
У нас прямо от сердца отлегло – уфф, таблеточки так таблеточки, вполне приемлимо, чего уж там. Как раз недавно Маринкина мама родила Маринкину сестру, и мы пошли поинтересоваться, какие она пила таблеточки.
Маринкина мама охотно показала нам страшную Маринкину сестру, что мы даже испугались, но про таблеточки умолчала, зардевшись, как невеста на смотринах.
Вскоре Анька заболела ангиной и ни в какую не хотела глотать таблетки.
– Да вы что, люди добрые, – голосила она, – я не хочу, я еще сама ребеночек!
Моя мама была прогрессивной, поэтому утешила Аньку тем фактом, что таблеточки глотают, когда выходят замуж, специальные такие таблеточки. Анька успокоилась – замуж она не собиралась до старости, лет до двадцати, а то и до двадцати двух.
Но потом Анькина соседка Томка преспокойно родила ребенка, совершенно не выходя замуж. Мы с Анькой, наморщив лбы, постучались в квартиру новоиспеченной мамаши и, весьма озадаченные, поинтересовались, какие такие она пила таблеточки, что вот не выходила замуж, и, тем не менее, родила ж таки дитя.
Глупая Томка хохотала на весь подъезд и уверяла нас, что никакие таблеточки вовсе не нужны, и даже муж не нужен, а надо просто… Тут мы и узнали о некоем словце, начинающемся на безвинную букву «Е», обозначающем действие, напрямую связанное с процессом зачатия.
– А это чо? – открыли мы рты.
– Много будете знать – скоро состаритесь, – хохотнула напоследок счастливая мамаша и захлопнула дверь перед нашими любопытными носами.
Оглушенные новой информацией и воодушевленные тем, что, наконец-то, ответ на самый неразрешимый жизненный вопрос найден, мы решили первым делом проинформировать об этом наших родителей, и, конечно же, Инну Викторовну, нашу учительницу, которая была ни в зуб ногой даже насчет таблеточек, несмотря на свое образование.
«Так -то их учут в их ниверсинетах», – рассуждали мы с Анькой, пока бежали оповещать родителей о таком ошеломительном известии. Ведь они, бедолаги, до сих пор плутают в дебрях невежества и не знают, что надо делать, чтобы продолжался род людской. Вот они обрадуются, как узнают, и мы, взявшись все вместе за руки, будем петь и танцевать на радостях. Но все-таки надо бы еще узнать, что обозначает это непонятное слово. Сколько уже учимся в третьем классе, а его еще не проходили. Наверное, в четвертом начнем. А тут и мы с Анькой! Так и школу экстерном закончить недолго, а то и институт.
С этими мыслями ворвались мы на кухню к моим родителям и закричали с порога:
– Знаете, что надо делать, чтобы дети заводились? Знаете?
– Что??? – в один голос воскликнули мои родители, всем своим видом выражая полную неосведомоенность в этом вопросе.
Мамина рука повисла в воздухе с чайником, а папа занёс над чашкой ложку, да так и остался сидеть. Жаль, сфотографировать бы их – картина «Не ждали» нервно плакала бы в сторонке.
Выдержав драматическую паузу, мы с Анькой торжественно вылепили:
– Е… (ну, вы понимаете)
И с самым животрепещущим интересом добавили:
– А кстати, это чо за такое?
Мама с папой застыли с открытыми ртами, а мы срочно засобирались к Инне Викторовне с тем же воинственным видом, с каким Свобода на картине Эжена Делакруа вела народ к светлому будущему:
– Ладно, нам еще Инне Викторовне надо рассказать.
– НЕТ!!! – снова в один голос закричали мои родители, побросав чайники и ложки и застыв в позе людей с картины «Последний день Помпеи» Карла Брюллова. Мы с Анькой на этой картине были бы на месте вулкана Везувия, естественно.
Мама была очень прогрессивной, поэтому не стала пудрить нам мозги всякой чепухой, а сразу так и сказала, что это слово означает – вместе гулять, взявшись за руки. И прямо умоляла не ходить к Инне Викторовне с этим новым знанием – пусть ее, живет в своем темном царстве невежества. Мы, конечно, обещали Инну Викторовну не трогать, но надо бы ей все -таки повышать квалификацию, в самом-то деле. Учитель, называется.
А вот насчет всех остальных людей мама ничего не говорила, так что, мы, окрыленные, подобно светочам знания, побежали предлагать гулять, взявшись за руки, всем, кого знали.
Закон джунглей
– Не понимаю, как можно быть такими верзилами, – возмущалась Анька, – я вот полюблю только того, кто ниже меня.
Взглянув на маленькую Аньку, я забеспокоилась, что искать, кого полюбить, ей придется среди лилипутов.
– Почему обязательно ниже?
– Ну как же! Наполеон же был ниже Жозефины, – Анька постучала себя кулаком по лбу, ясно давая понять, что она думает по поводу моих умственных способностей.
Постичь логику в ее рассуждениях не представлялось возможным, поэтому я отодвинула мысль о Наполеоне на задний план. Потом как-нибудь обдумаю эти параллели, возникающие в Анькиных мозгах.
С тех пор, как я связалась с Анькой, времени стало меньше, а думать приходилось больше. Нас давно стали называть Дон Кихот и Санчо Панчо.
– Не Панчо, а Панса, – поправляла я.
– Не показывай им, что ты зубрила, – шипела Анька, – закон джунглей, понимаешь?
Я совершенно ничего не понимала в законах джунглей, так как жила на крайнем севере, но внимала Анькиным мудростям в напряжённом состоянии ума, пытаясь отследить взаимосвязь между ее умозаключениями.
По вечерам мы обычно ходили в бассейн. Анька плавала, как Ихтиандр, а я на мелкоте среди малышни кайфовала от запаха хлорки. Не знаю, почему в спа-салонах не оказывают такой услуги. Всякие бочки с грязью – пожалуйста, а хлорки нигде нет – что за сервис такой, непонятно.
Я лежала на мели и никого не трогала, когда Аньке пришла в голову мысль непременно научить меня плавать. Вероломно заманив меня на трамплин, она без малейших колебаний спихнула лучшую подругу в воду. К ее великому удивлению, я не поплыла мгновенно ни кролем ни брасом, зато умудрилась потерять пол-купальника.
– Наташка! Ты зачем разделась-то? – выпучила она глаза.
– Сама ты дура! Зачем ты меня столкнула! Теперь мне здесь сидеть, пока воду не сольют, – проворчала я.
Анька хлопала глазами и уверяла, что именно так все и учатся плавать. И вообще всему так учатся. И рождаемся даже таким методом – чего я тут возмущаюсь.
Но вдруг посреди безбрежных вод кто-то поднял над головой, как флаг, красную тряпочку: