– Натюрлих.
Или пообедать сразу всем? Но, как, если об Этом нельзя говорить вслух? Ибо самый высший уровень легко сглазить.
– Всё равно дали только Волгу, – ну и, щетку импортную к ней, чтобы чистил свои туфля, которые привез далеко не намедни из Владивостока, где делал пересадку до чемпиона мира в Мельбурне.
Вся истина не видна с фронта, поэтому не только надо, но и придется заглянуть за угол.
Объяснила так, что пришлось спросить, какова у нее есть имя и фамилия?
– Дак, эти мы, – как их?
– Естественно, милая, я тоже не знаю.
– Спасибо на добром слове, сэр
– Ибо мы и есть здесь инопланетяне?
Я это знал до Этого. И к тому же: как, то бишь тя?
– Да, Малышка мы на Мильён.
– Доллар-офф?!
– Счет идет таперь, мил херц, тока принесенными жертвами.
Вот думаю даже, что Ван Гог для того только хотел продать при жизни хоть одну картину, – чтобы таким образом сохранить ее, – именно:
– Навсегда.
И понял, что все части информации распределены между всеми прохиндиадами – я думал – моей подручности, – но, получается уже так, что они на эти полшага впереди.
Скорее всего, никто не ведет их – система работает автоматически:
– На, – а, точнее, за нас.
И мысль, что существует ли до си пор трахтенберг, прошла мимо, но как-то так:
– Не только не очень заметно, но и тень Отца Гамлета – сам Гамлет в прошлом.
– Мне тоже так хочется, – сказала она.
И.
Даже я понял, что эта возможность – значит – еще есть, чтобы мои прохиндиады так навсегда и остались со мной.
И так и решили мы ночью – она, как обычно, а я поплыву с ней рядом, но немого наверху, но как тень прошлого, – в роли самого же:
– Себя.
Я горько жалуюсь, и горько слезы лью,
Но строк печальных не смываю.
ПЕРЕВОД – понимают все, – без:
– АКЦЕНТА
Глава 1
Почему Сороконожкой называют ту, у которой довольно скоро отнимут даже эти:
– Последние ноги.
Как вот этот знак вопроса, который затерялся в дороге.
На вид – именно за то, что пока что бегает и за то время, которое будет уже без ног.
Неужели я вернулся, но на свои ли точно кружева? Ибо помню, очень хорошо помню, что родился в Сили Доли.
Доказать? Не только не могу, но непросто это будет сделать даже, как подарок для самого себя.
И вот, как сказал Чарли Шин:
– Один плюс один ровняется – одному.
И вопрос:
– Что стоит за чертой – что пропущено?
И ясно понял, что почти тут же получу двадцать пять тысяч долларов. Хотя и абсолютно неясно, каким образом они будут выглядеть.
Хотелось понять заранее, как будет выглядеть ее дочь, чтобы не испугать больше, чем она сможет, не смущаясь, выдержать.
Она предложила для начала:
– Просто попробовать.
– Через стенку? – нет, не ужаснулся, а удивился.
Она спросила после всего, но не совсем:
– Почему ты захотел именно меня?
– Не знаю. Скорее всего, эксперимент, что.
– Да?
– Могу. Нет, не в том смысле, что через силу трахал тебя даже через стенку, – а.
– А?! – она уже напряглась в ожидании оскорбления.
– Не хочу тебя уверять, что очень хотел, – но.
– Но?
– Это было именно так. И не спонтанно – я знал, что ты хороший – может быть, даже человек, но не достаток уверенности, что ты не обезьяна и не бегемот.
– Ни в коей мере не могли остановить тебя.
– Ты поставила знак вопроса?
– Думаю, он на последнем этапе потерялся.
Два дня она думала, что я Жан Маре, как, если не король Франции, то его антипод:
– Почти он же сам.
– Скорей всего, именно поэтому я полюбил – едва выйдя из тьмы безвременья – того, ту, которая хочет больше других.
– Спасибо, я уже ласково глажу твою лапку. Я думаю полюбила тебя, как только что родившуюся малютку.
Спасибо, что вспомнил, что кроме бывших, у меня есть и виртуальная собака по имени Пират, мой любимый:
– Пир.
Неужели, как Иннокентий Смоктуновский я только сказал:
– Привет, привет, и вам, Мадам, тоже два-три привета приберег, – что – можно подумать – они хоть когда-то кончаются.
И не мог не ужаснуться, когда мне передали список:
– Это только уже вставшие на очередь к вам.
– Почему только девушки в этом полу-джазе?
– Да, сэр, побывавший за Границей, мы на большее, чем секс безрассудный ни на что не можем надеяться.
– Мне снилось, что многие из вас командовали ротами.
– При Штурме Зимнего?
– Не только.
– А именно?
– Брали Рейх-Стяг.
Поискал – нет, не глазами, а так, только в уме, ту, которая даже не снясь, – не раз:
– Побывала у меня на Передовой.
Какой, именно, надеюсь увидеть Потом.
Ее не было. Кого спросить:
– Как так, почему нет? – стесняюсь, и не того, что все и так всё знают, а наоборот:
– Не хочется, чтобы удивлялись.
Нашел ее – чуть позже – в мясном холодильнике, в виде разделанной на две полутуши.
Не думаю, что могу восстановить ее, – ибо:
– Не через чур ли это даже для Ван Гога?
Сомнение, да, есть, но достаточно ли его уже для провала, – нет, не во времени, а в:
– Оживлении ее, как Галатеи художником Пигмалионом.
Решил попробовать эту роль – если приживется – вернуться к Ненаглядной Итер.
Пока не могу сказать с полной уверенностью, но очень похоже, что вернулся в прежнюю реальностью, – но вот, как это объяснить:
– Какая она была, но сейчас быть не может, а чтобы сохраниться:
– Перешла в диспозицию своих запчастей, – кто их сможет опять объединить – тот – значит:
– Действительно, – вернулся.
Но вот та Тома-Дома, которую уже использовал не однажды, осталась прежней, но – естественно – только на вид, – а:
– Контакт с ней, очевидно, изменился в приличную приемлемость.
И, скорее всего, она стала лучше на основе прошлой полной неприемлемости.
Ибо в посылке:
– Каждый человек настолько хорош, что – в принципе – может когда-нибудь не только съеден, как добрый Кук, но трахнут:
– За милую душу.
Как и сказал Ван Гог:
– Не то правильно, что я вижу, а то, что рождается в результате этого миро-воззрения.
Видеть будут – следовательно – как сказал его дру-жище Гоген – не то, что было, а именно то, что есть:
– Твои картины.
Зашел ночью в холодильник, украв-взяв напрокат ключ у производственницы, – и:
– Уже этого поступка хватило, чтобы застать ее не на полке в виде колбасных обрезков, – она только не очень сильно прижимала дверь, которую я уже считал своей союзницей, – и:
– Она открылась, так как вторая Она:
– Ослабила прижим своих мощных грудей к ее подспудной притолоке.
Она не обхватила меня за шею, как я – значит – ожидал, а просто отошла под душ, не сказав ни слова. Окатил себя теплой водой, чтобы не приняла, как уже за – покойника – и приблизился, побоявшись спереди:
– Только сзади, – рвалась, как пойманная птица, – но только изнутри, оставаясь, как обычно, в виде каменной статуи.
Было так, что держала она меня, как за кол – не стал пока проверять:
– Осиновый ли на самом деле.
Облегчение было такое, что забрала себе – нет, не все, около половины моих внутренностей.
Решил:
– Ладно, ибо сейчас ее черепки на полках пусты не только от мяса, но главное, в них не было духа жизни достаточного, для соприкосновения с людьми, по крайней мере:
– Со мной.
Решил посмотреть кино Ван Гога, – говорить Про:
– Него, – менее точно.
Он сказал про Иисуса Христа, что Его узнали только через сорок-пятьдесят лет после Распятия. Но:
– Могло ли так быть, что знали Немногие, а потом это знание за полвека распространилось, что знали:
– Больше?
Сомнительно, потому что через чур логично очевидно. Ибо, кто знает, кто знал, а кто намного меньше?
Ван Гог – тем не менее – ровняется на Иисуса Христа, на Его видение Жизни.
Всё-таки, видимо, существует степень этого Видения, не зря Иисус Христос сказал Апостолам, что и:
– Вы будете делать, – как Я:
– Что значит на приличное количество процентов, – еще не делали, хотя можно думать:
– Уже делали, но не сознавали, – что:
– Именно.
– Печаль сильнее, чем радость, – говорится про Ван Гога, – ибо:
– Как думал он сам – это еще:
– Милый мой хороший, – догадайся сам.
Проблема радости в печали в том, что она:
– Трудно уловима, – только будет осознана, как уже это только печаль, – без:
– Радости, – а значит, на холст, как истина не ляжет.
Поэтому и нужен холст, чтобы успеть сохранить радость в печали. Но не в том смысле, что Холст записывает приходящую радость, – он ее и:
– Создает как раз.
Следовательно, без Холста – им является сама Жизнь.