– Можно ли увековечить мою теорию, если эксперимент ничего не покажет?
Нужна такая же удача и в теории, – хотя:
– Ниже уровня Евангелия вряд ли она может быть.
Никто – скорее всего – не поверит, как Иисусу Христу, – что, да, но:
– Не поэтому же, на самом деле.
Похоже, Некоторым даже эксперимент не указка.
– Вышло, – скажут, но всё равно не потому, что вы поверили в бога.
Рассказал Об Этом, – нет, не Каю Маю и не Фидю Эю, – а всё равно мало кто согласился.
***
– Сколько За? – спросил Малышку на Миллион, которую на этой неделе выбирал всегда заново.
Следовательно, это должна быть, как вчера и позавчера Алла Два.
Она и ляпнула:
– Никого нет.
– Почему?
– Ибо все ушли.
– Куда?
– Валить Хи и – если попадутся на пути – его подручных элементов.
Мне кажется, они могут перейти на другую сторону.
– На его?
– Он один не бывает.
– Значит, только Их.
– Их Бин.
– Ну-у, это-то мне понятно более-менее.
И почему-то заснул днем, но всё равно с мыслью, что все уехали именно в:
– Далека, – что воспроизводилось, как в Хер-Манию.
Она – вечером за шашлыком пыталась объяснить, что:
– Ближе? – что это значит – я не понимаю!
А то, что не Хи приперся сюда, на горный перевал – почему-то не очень сходилось, пока она в сотый раз не объяснила:
– Мы приблизились.
Решил, что это:
– Как раз возможно.
– Скажу только тебе – как то бишь вас?
– Вы меня загипнотизировали, сэр, я забыла, – почти нагло, но – главное – искренне удивилась она.
– Ты сказала сэр или гэрр?
– Тоже забыла.
– Окей, но учти, больше трех раз нельзя.
– Что будет потом?
– Шлепну.
– Что значит, шлёпну? Прямо здесь на перевале трахнешь?
– Не думаю, что это перевал.
– Я не думаю, – но здесь она почему-то решила заткнуться.
Подали горячее, и я решил, что это немецкий бегемот. Так и спросил на пару процентов усомнившись, – это:
– Кто?
– Что-с?
– Я грю.
– Прощу прощенья, сэр, вы не едите зверей.
– Вот как!
Не знал, не знал, не знал. Но, что ем людей, спросить постеснялся, хотя и намек почти понял:
– Эта дура принимает меня за Хи.
– Ты, вы, Манька Аблигация из кино?
– Да, мил херц, называется:
– В Тылу Врага.
– Откуда сведения, если они – априори – секретные?
– Это вопрос или ответ?
– Понимайте за благоразумно.
– Ваше благоразумно – для меня – почти уже безумно.
– Дак, и я – май диэ, диэ чайльд, не немкой родилась.
– Знаю, знаю я всю твою под и над спинную.
– Вам не кажется, что я привыкла.
– Раком? Понимаю, но, мэм, стоять на коленях быстро устаю.
– Я тоже лежать просто так не намерена.
– Хорошо, завтра с утра начинай гнать волну.
– Ты Брэд Питт, а я Рус-Алка на твоём носу?
– Твой папа, – с ударением на втором слоге, – глава сталелитейной каменоломни?
– Это намёк, что его туда сошлют, если я не одумаюсь, и – наконец – начну давать чаще, чем это у всех принято?
Вздохнул тяжело, но с другой стороны и очень жалко, что она – даже на самом деле – не Ева Браун.
Ибо, ибо, ибо:
– Не мог Хи уже и еще до своей покидаловки Земли узнать тайну тех пяти-шести скворцов Конан Дойла, которые и сожрали тайну его смерти, – как и само имя Шерлока Холмса от конца до начала:
– Неужели поддельное, мой дорогой мил херц?
– Спасибо, что, наконец, узнала и очень обрадовалась.
– И вам не хворать, несмотря на дезинфекцию, рассчитанную на сто ближайших лет.
Опешил:
– Ты, что, дура, думаешь, я только облако, Эма-эманация, витающая над твоей башкой, а как человек:
– Нас-Таящий, – уже на Земле не лепетую?
– Мы не на Земле.
– Выйди вон, и начни всё сначала.
– Ничего другого не будет – я заведена только на эту дезинформацию.
– Чтобы я подумал наоборот?
– Да, правда.
– Правда, повторенная два раза – это уже заведомая ложь.
– И да, у меня рожа не наглостью хищная?
– Это кто сказал?
И понял, зачем это сделано, что я, идущий грохнуть Хи – пусть и не раз и завсегда, но:
– Надолго, как минимум, – им и:
– Заделался.
– Ты его переваришь, как устрицу, дорогой.
– Для того, чтобы так говорить, ми-лая, надо было создать свой публишэн дом-ик.
– Я понимаю, чуть раньше времени, но готова – почти с самого детства – стать, быть, готовить и прибираться в твоем дворике-дворце, как:
– Зара Леандер.
– Хорошо, можно я спою, тебе понравится.
– Спой мне эту – как иё?
– Кого его?
– Если будешь дурковать – выгоню.
– Хорошо, хорошо, я сейчас, только наряжусь пастушкой.
– Не надо, ибо на этой неделе Катькой Два, – хочу начать русскую историю.
– Как обычно?
– Да, с немки. Хотя, извини, я не могу просто так трахать людей.
– Разумеется, я просто так и не дам, – поэтому.
– Да?
– Бэ. Давай сразу договоримся, сколько бутылок коньяка не меньше пяти звезд ты будешь закупать для меня.
– На месяц?
– Начнем с недели.
– Пять.
– Двенадцать.
– Почему?
– Один день в неделю я не пью.
– Это мало.
– Но и трахаюсь так же – великолепно.
– Хорошо, начнем с позы: вверх ногами.
– Я сегодня уже пила – меня вырвет.
– Не на меня – будем надеяться.
И началось.
А именно?
– Ресторан подошел и остановился, банкетный зал при ём, – не всегда бутылками кока-колы, фанты, спрайта, некоторых соков и вином разных сортов, вплоть до армянского коньяка, – заваленный.
Хеннесси? Пришлось не применять, сам не пью, но стоит только отлучиться в какую-нибудь неотложно примененную сан-комиссию – специально и:
– Как нарочно, – воруют.
Неожиданно прорвалась ко мне на прием одна проце-дура очень малореального формата, но права – даже за моей личной подписью – имеющая. Когда подписал:
– Лучше и не вспоминать, чтобы плохое не вернулось, а хорошее я попытаюсь и так:
– Хочешь взять меня живьем?
Или – как раньше мечтал – трахнуть меня на потолке.
– Этого не может быть, – ответил.
– Ты так говорил.
– Наверное, я только мечтал.
– Было очень похоже на реальность.
– Реальность – не есть наша цель, ибо не так говорила, как всем рассказывает.
Проснулся только после тихого часа – как в пионерлагере – и пока не могу понять:
– Неужели это была наша то ли воспитательница, то ли вожатая, то ли глава кружка – нет, не про лобзик, к счастью и не про художества теней кубика Пабло Пикассо, на котором вполне можно сидеть такому увальню, каким был Аякс, Гомером в виде Гектора побежденный.
Ушла или уже нет?
Интересно уже то, что – перестала тарахтеть уже:
– Не помню: ну, кто это мог быть? – если я его не знаю?
Неужели это была Алла Два, – а так как смогла пропереться сюда, – значит:
– Она и есть та Барышня, – у которой в головке зарыт такой клад! – о котором она и сама не знает.
Оглянулся:
– Так – в принципе и можно – значит – жениться на принцессе:
– Сама этого не знает, потому согласится?
Кто спросил, – я или она уже тут рядом, как любое моё междометие проясняющая. – значит, разница не такая уж великая.
Следовательно, сказал я – значит:
– Бог уже добрил.
Так-то, да если:
– Он был рядом, а так? – хорошо пусть будет только посланец.
Попытался определить, могла ли Алла Два быть включена в тот состав девиц неоднозначно легкого поведения, которые:
– Раньше, – участвовали в боксерских боях на той Зоне, возвращаясь с которой с ними в машине я пел песню:
– Нет, не на пыльных тропинках далеких планет
Останутся наши следы, – а:
И снег, и ветер,
И звезд ночной полет
Меня моё сердце
В тревожную даль зовет, – тоже сомнительно, – но:
– Птицы поют в лесу придорожном,
В звездное небо подолгу смотрю,
Жить на Земле без любви невозможно
Это я точно тебе говорю.
– Как пароль входа в том время, сэр.
– Ты кто?
– Дак, эта, как иё?
– На столе танцуешь?
– Если только не постесняешься пойти со мной в пивбар.
– Зайди с черного хода.
– Нарядиться сразу пастушкой?
– Пока уборщицей.
– Мне нужны коньяк и водка.
– Зачем, если у тебя предварительно на лбу не написано, что тебя все хотят.
– Нарасхват?
– Ну-у, более-менее.
– Хорошо, но и мне тоже надо сто пятьдесят с колбаской.
– Рублей в месяц?
– Да, и трахтенберг – минимум три раза в неделю.
– Спасибо за доблесть – можешь встать в строй.
– Я поставлю тя на первый бой прямо так, – сказал.
– Скажи только пару подробностей.
– Куда бить ты и так знаешь, а вот сколько раз – сейчас подумаю.
– Надо было раньше думать. Мне уже не терпится.
– Вон идет стукачка из первого отряда – поучи ее.
– Чему? Ибо:
– Если стучит – значит – чем-то об этом думает?
– Ну, не за это же дело, на самом деле, трудится.
– Ты думаешь, она почти через день пробует ночное мясо на вкус, готово ли?
– Однозначно.
– Хорошо, будем решать.