А я тут – Ной среди скота.
Demoversion
Усыпаны разным салютом
преддверия рая всего.
Наполнены чувственным людом
и мудрым все сени его.
Приветливы двери околиц
улыбкою тихой подков.
Не каждый тут гость – богомолец.
Османы, масаи с боков.
А пола алмазные шири
накрыты коврами бело.
Песчинок от злобы и сыри
сюда занести не могло.
На стенах огни акварелей,
витражные капли окон.
"Внутри восседает Бог белый" -
легенды твердят испокон.
Анонсы прибиты в предстенок
вселучших талантов веков.
Жаль, нету ни крови, ни венок,
чтоб счастья почуять приток.
Ах, мысли вдобавок дурманит
вкуснейшая запахов смесь!
И очередь ждать свою манит…
Но всё ли так дальше, как здесь?!
Чаровница
Открой секрет любовных
побед ушам слуги,
прощений за бессловный
побег в постель других.
Поведай мне о чуде
как плавишь ты мужчин;
как искру в снежной груде
рождаешь без причин;
какие кнопки давишь
на их сердцах, руках;
их низишь или славишь,
иль слушаешь в углах
о снах, делах, заботах,
как мать, сестра, жена;
и лаской полнишь соты.
И этим им ценна.
Делись искусством этим -
властить умом дельцов,
поэтов, что как дети,
царей, солдат, смельцов.
Шепчи, я слушать буду.
Пленишь меня, пускай!
Рассказами, как блюдом
корми, и слух ласкай.
Русалка
Глядишь из ейской широты,
на берег не выходишь,
уловкой манишь красоты,
в волнах ладонью водишь,
сиреной сладостно поёшь.
Ты – дева иль русалка?
Меня, других ли так зовёшь?
Ты – нимфа иль фессалка?
Я знаю, сказке тут не быть, -
не дашь за ноги голос.
Желаю трепетно подплыть,
потрогать мокрый волос.
И могут дальше так сверкать
лучи на каплях кожи.
Тебя придётся созерцать,
иль хвост просить не-божьи,
и жаркий пыл души отдать
всеводным тем глубинам,
тобой чтоб, морем обладать,
войдя строкой в былины.
Панковой Катюше
Старый Новый год
В кофейной смоле утопая,
в медовых твоих голосах,
ловлю, на успех уповая,
мерцанья гирлянд в волосах.
И профиль орлиный вещает
о судьбах поэзий, зиме.
И время с порядка смещают
искряшки в богатом вине.
Глядят полусонные тучи
на сумрак, наш тихий дуэт,
и строки внимательно учат,
которые ярче, чем свет;
которые ты пропустила
чрез душу и спела, как Бог,
закончив, чуток загрустила,
что завтра разлу?чит порог.
То завтра, а нынче рыжеет
стеклянно на ветке лиса,
и губ своих ласка свежеет,
и полнятся счастьем веса.
Пусть празднично рай наш сияет
и лакомый маленький пир.
Год каждый пускай так сверкает
цветасто-единый наш мир!
Елене Л.
Зве?рище
Как будто дикость преисподней,
гроза охотничьих полков.
С драконом, Цербером он сходный.
А пасть, как сотня злых волков.
Лихое зве?рище в агоньи.
А жил скрипит горячий трос.
Он – изверг, режущий погони,
добычу чуящий, как пёс.
А к черни глаз вдобавок пламя.
А рык – свирепо-ярый гром.
Он гриву дыбит так упрямо,
а шкуру – огненным шатром.
Сетями шрамы стелют тело,
но жив и в стрельбах изувер.
Бессилен меч, капканов дело.
Бессмертный дьявол, а не зверь.
Летят в него смола и глыбы,
но не слабеет, не горит.
Взлетит орлом, то канет рыбой.
Быть может, ласка пыл смирит?!
ПарикMaker
Слова цветные Ваши
услышал с блеска уст,
и стало утро краше
и вдруг цветущим куст.
То робко, то умело
рука вела виски
подобно дирижёру
среди лучей весны.
Игривый вкус улыбки
звенел среди тиши.
И светлой, юркой рыбкой
Вы плыли безо лжи.
И вьющий нити волос,
соцветья падал груз
под Ваш задорный голос,
звучавший даром муз.
Закрою взор, а ноты
знако?мей лучших нот.
Ваш волос цвета мёда,
в который вмешан лёд.
А Ваших рук ладони
несли тепло и свет.
Но вот живой иконой
глядите мне вослед…
Просвириной Маше
Наёмник
Твори всё то, что Царь захочет,
сгодись на песни, труд и бой;
и будь век тем, кто век не ропщет,
и не издаст уставший вой,
и не проявит зла и жалоб,
не встанет бунтом поперёк;
и под штырём, что очень жарок
не выдаст тайны, дела срок.
Умей забыть хозяев прежних,
их, может, вздёрнуть на суках,
приняв законы новых, вешних,
и став петлёй в Его руках.
И будь Его ты верен вере,
имея сто своих в груди.
И будешь сыт, златист по мере
за все поклоны, страх, труды.
Безблагодарность
Всемирно солнце льёт,
тепло лучей даруя.
Но люд жалеет лёд
и ищет тень, паруя.
Угодно, но не всем.
Просимое лишь в стуже.
Ему рад только сев,
но не в часы засушья.
Не к сердцу слугам бед
и всем с дворянской кожей,
али?ссуму, чей цвет
на лик его похожий;
рабам, чьи спины жжёт;
ворам во тьме царящим.
Светило предал крот
давно и в настоящем.
И не милы средь сна
благие чары света,
ночи?, что зла, мрачна,
как толпам речь поэта.
Взглянувшая
В сыром ковше галеры
мелькают дум мальки,
в озёрах топких склеры,
как чёрны фонарьки?.
И взорят в мою гавань,
качаясь в винном сне,
в тумане, что как саван,
вуаль, плывёт ко мне.
Бросают позывные
немые губы фраз,
и чувства порывны?е -
салютом сладким глаз.
То вспыхнет, а то канет,
смеётся, как смотрюсь
в неё. Осколком ранит
надежды, что взовьюсь
страстями к ней и лаской.
Но дым табачных труб
и взгляд притворной маски
не мил мне, да и груб.
Гирляндой светят бусы
и броши льёт маяк.
Подобье видел в Бурсе,
манили ведьмы так.
Поднявши якорь франтом,
даю к отплытью взмах,
ведь с пьяною шаландой
так страшно во штормах.
Будет больно, но будешь расти
Спустись ко мне, молю, губами
к моим нестоящим низам!
Крадусь травой, кустом, дубами
к лучам, божественным призам,
кору сдирая, пальцы раня,
когтей откинув смятых крюк.
Сквозь ветер, снег и солнца пламя,
ищу к Олимпу, в небо люк.
Из нот лепя сырые крылья,
и рёбер павших хруст леча,
восстав из лужи, ямы, пыли,
взлетаю снова, в ритм крича.
В борьбе своей, наверно, кану
(но, Боже, дай, не забытьё!),
постигнув раны, боль, осанну,
до вод дойдя через питьё.
И вот пока не вышел к сану,
за лень стегай меня и вой.
И я взрасту, полнее стану.
P.S. Духовный карлик твой.
Елене Л.
Скорбящая
Собой ты носишь давний траур
по дружбе, вере, дням любви,
порвав веселье чистых аур,
венок из лент Аида свив.
И ты теперь всех тёмных радуй,
даруя им угля плоды,
добавив в соки ярких радуг
сухой смоля?ной кислоты.
Боль из груди потоком моря.
И акварельный взрезав шар
ножом печальной думы горя,
спустив с него дыха?нный пар,
довольна станешь черни мира,
что вышел в явь озло?бы сон,
и что от слёз всё стало сыро,
и стал весь свет тускней на тон.
Появленец
Замучив дух и пару ног
бездомьем, ношею скитаний,
не наш пока ещё что Бог
мечтал о вере, не питаньи,
о правде, равенстве и дне,
когда все умственнее будут,
противясь ри?млянской игре,
и что за это не осудят
ни Рим, ни толпы, ни саны.
Но век мечта противна яви,
ту что творят, кто век гла?вны
в парчу одетые и в славу.
Он, не жалея слов, во тьму
умов, очей вещал всесветно.
Но их глаза привыкли к сну,
хотя тут солнце многоцветно.
Сердечных жил играл мотив.
Но глушь с немногих лишь отпала.
Иные ж взвыли супротив,
взывая сильных об опале.
И хрустнул древний кипарис
и пе?вга, руки распластавши,
и кедр ноги взял. Он вниз
смотрел, глупцов сего прощавший…
Чернь
Раскрыла крылья всеобъятно
подземья ль космоса ли дочь.
Зерни?ща окон, солнца ратно
склевала мигом птица-ночь.
И в сажу город превратился,
дома – в грязь, уголь, гемати?т.
Бессонно ей, ничто не снится.
И белый глаз на нас глядит.
Порой не дрогнет он часами,
то превратится в серый серп,
то веком водит, волосами
дерев играет, дышит вслед.
Порой стучит ветвями в окна,
зовёт неспящих ждать отлив.
И треплет вод и трав волокна
голодной пастью, будто гриф.
Но ворон к у?тру испарится.
Его ль прогонит белый птах?
И вновь всё светом заискрится,
забыв налёт и прежний крах.
Ключ
Устал стоять на твёрдой почве,
и груз идей, трудов держать,
перебирая чётки-строчья,
ища в песке алмаз их; ждать;
опять смиряться в глади поля
с кустом сорнячным посреди;
и, принимая рабью долю,
смотреть на вольные ряды;
и ржавь оковы добрить маслом,
и цепь домашней конуры,
искать лекарство, пусть напрасно,
и инструмент от тли, коры;
искать в грехе, дороге, смехе