Чек кассиру отдал я и сказал,
что уменя естьоснования считать его фальшивым. Ничуть не бывало! Подпись
оказалась подлинной.
- Так-так! заметил мистер Аттерсон.
- Я вижу, выразделяете мой взгляд, сказалмистер Энфилд. Да, история
скверная. Ведь этот молодчикбыл, несомненно, отпетый негодяй,ачеловек,
подписавший чек,воплощение самой высокой порядочности, пользуетсябольшой
известностьюи (чтотолькоухудшаетдело) принадлежит ктакназываемым
филантропам.По-моему, тут кроется шантаж: честный человекплатит огромные
деньги, чтобы какие-то его юношеские шалости не стали достояниемгласности.
"Дом шантажиста" вот как я называю теперь этот дом с дверью. Но дажеи это,
конечно, объясняет далеко не все! - Мистер Энфилд погрузился в задумчивость,
из которой его вывел мистер Аттерсон, неожиданно спросив:
- Но вам неизвестно, там ли живет человек, подписавший чек?
-В таком-то доме? возразилмистер Энфилд. К тому же я прочел на чеке
его адрес какая-то площадь.
- Ивы не наводилисправок... одомес дверью?осведомилсямистер
Аттерсон.
-Нет. Намойвзгляд,это было бы непорядочным. Ятерпеть немогу
расспросов: в наведении справокесть какой-топривкус Судного дня.Задать
вопрос это словно столкнуть камень с горы: вы сидите себе спокойненько на ее
вершине, а камень катится вниз, увлекает за собой другие камни; какой-нибудь
безобидный старикашка, которого у вас и вмыслях не было, копается у себя в
садике, и все это обрушивается на него,а семьеприходится менять фамилию.
Нет,сэр,у менятвердое правило: чем подозрительнее выглядитдело,тем
меньше я задаю вопросов.
- Превосходное правило, согласился нотариус.
-Однакоязанялсянаблюдениемза этим зданием,продолжалмистер
Энфилд. Собственно говоря, его нельзя назвать жилымдомом. Других дверейв
нем нет, а этой, да и то лишьизредка, пользуетсятолько нашмолодчик. Во
двор выходят три окна, но они расположены на втором этаже, а на первом этаже
окон нет вовсе; окна эти всегда закрыты, но стекло в нихпротерто. Из трубы
довольночастоидетдым,следовательно,вдоме все-такикто-то живет.
Впрочем, подобное свидетельство нельзясчитать неопровержимым, так как дома
тутстоят стольтесно,что трудносказать, гдекончаетсяодно здание и
начинается другое.
Некоторое время друзья шли молча. Первым заговорил мистер Аттерсон.
- Энфилд, сказал он, это ваше правило превосходно.
- Да, я и сам так считаю, ответил Энфилд.
- Тем не менее, продолжал нотариус, мне все-таки хотедось бы задать вам
одинвопрос. Яхочуспросить,как зваличеловека, которыйнаступилна
упавшего ребенка.
- Чтоже, сказал мистерЭнфилд, не вижу причины, почемуя должен это
скрывать. Его фамилия Хайд.
- Гм! отозвался мистер Аттерсон. А как он выглядит?
- Егонаружностьтрудно описать. Что-то в ней есть странное.