Отец уже снимал ботинки, когда у него зазвонил телефон. Во время разговора он не смотрел на меня, а все хмурил светлые брови и напряженно вслушивался в слова человека на том конце провода.
– Лео, – виновато сказал он, когда разговор был окончен, – не сердись, но мне нужно съездить по делам. Видишь ли, – отец поправил галстук, – я забыл передать кое-какие документы, а это очень важно, – он взглянул на часы. – Это займет не больше часа. Не мог бы ты принести мне мое пальто?
Я ничего ему не ответил, но заметно помрачнел.
– Эй, – отец потрепал меня по волосам, – я обещал.
– Тогда я поеду с тобой, – решительно сказал я, – не хочу больше сидеть один.
Отец хмыкнул, немного подумал и согласился.
– А на обратном пути купим штоллен8, хорошо? – примирительно спросил он.
Я подал ему пальто.
– Ладно, но только с марципаном.
Он рассмеялся.
– Возьмем два.
2
Всю дорогу компанию нам составляли «The Beatles», которые беспрерывно играли по радио. «Words are flowing out like endless rain into a paper cup»9. В машине я замерз, поэтому отец включил печку и купил мне стаканчик эспрессо по дороге. Скоро я согрелся, расстегнул куртку, а на очередном повороте пролил на себя остатки кофе. Нежно-сливочное пятно на белой футболке. По форме оно напоминало киношный искусственно-кровавый развод. В черно-белом фильме никто бы и не заметил разницы. Во время поездки меня терзали какие-то глупые мысли. Я меланхолично разглядывал улицы, совсем не чувствуя духа приближающегося Рождества. Витрины магазинов – многие уже были закрыты – сияли красками. На подоконниках жилых домов громоздились светильники в виде елочек и домиков, большие свечи, вазы с коричным печеньем в форме звездочек. Двери были украшены венками с желтыми и красными лентами.
Когда очередная песня закончилась, отец спросил о моих делах в школе, и я ответил, что все в порядке. Он взглянул на меня косо, но в своей обычной манере не стал расспрашивать. Отец всегда давал возможность говорить мне самому. Он только подталкивал меня к какому-нибудь разговору, а дальше отступал, рассчитывая на то, что я сам решу: делиться с ним или нет. У моих сверстников портились отношения с родителями из-за чрезмерного давления, но мой отец знал, что ступает по тонкому льду переходного возраста, поэтому действовал аккуратно. Я был ему за это благодарен.
Окна машины запотели, и я водил по ним пальцем, вырисовывая восьмерки. Мы не ехали, мы двигались по не существующему океану, сквозь толщу воды, потому что город был скован пробками. Я думал о маме и точно знал, что отец тоже, но мы не решались о ней заговорить. Внезапно я ощутил, что очень сильно по ней соскучился. По грустной улыбке, по сосредоточенному выражению ее лица, когда она бегло просматривала отзыв какого-нибудь критика или выбирала очередное кашпо для новой петунии. По ее удивительному акценту, от которого, по словам отца, она так и не смогла избавиться.
– Ты тут посидишь или пойдешь со мной? – спросил отец, когда мы мягко припарковались около понурого здания местной тюрьмы.
Впоследствии я много раз возвращался к этому вопросу. Если бы я только мог отмотать время назад и остаться в машине, чтобы листать скучный дорожный указатель под шипение радио, но сложно представить мальчишку, который отказался бы от такого приключения.
– А мне можно с тобой?
Отец подмигнул, и я выбрался из машины вслед за ним. Мы быстро шли к серому зданию с красной крышей, и я не мог поверить, что отец позволил мне пойти вместе с ним. От волнения я почувствовал легкое головокружение. На контрольно-пропускном пункте мужчина с острыми, как у акулы зубами, поприветствовал моего отца двумя бодрыми кивками.
– Тебе чего дома не сидится, Ульрих? Сегодня же сочельник.
Отец улыбнулся.
– Забыл передать документы.
– Понял, – покивал мужчина, а потом вдруг уставился на меня, – сын?
– Да. Можно пройдет со мной?
– Хочешь посмотреть, чем отец твой занимается? – мужчина свесился со стойки, лениво поболтал рукой в воздухе.
Волосы у него были рыжими и напоминали пух.
Я кивнул.
– Не знаю, Ульрих. Только под твою ответственность.
– Конечно.
– Впрочем, Франке уже уехал домой, поэтому не думаю, что будут какие-то проблемы.
– Спасибо. Мы быстро, не переживай.
Мужчина с акульими зубами громко цокнул языком, протянул отцу документы, чтобы он оставил свою подпись в одной из колонок. Потом отец положил свой телефон на стойку и велел мне сделать то же самое.
– Идем, – он легко толкнул меня в спину, чтобы я не задерживался на месте.
Внутри – сплетение темных коридоров и тяжелых дверей – оказалось на удивление пусто. Я-то воображал себе множество охранников с дубинками и заключенных с дикими глазами. По пути отец объяснил, что в этом корпусе преступников не держат, но я все равно рассчитывал на большее. Почему же в тот день именно этот корпус пустовал? Виной всему сочельник или мрачное провидение – не знаю. Только все, каждая мелочь и каждая случайность сложились в единый пазл. Парад планет – они все оказались по одну сторону от солнца.
Мы шли рядом. В одной руке отец нес файл с документами, а другой придерживал меня за плечо. Я смотрел по сторонам и почему-то нервничал. Отовсюду шел какой-то странный запах – так пахло в школьном подвале. За широкой стойкой я заприметил грузного чернокожего мужчину – охранника – со скучающим видом он делал какие-то пометки в маленьком блокноте. Они с отцом обменялись быстрыми кивками.
– Это здесь ты работаешь? – тихо спросил я, разглядывая выцветшие памятки на стенах.
– Чаще всего здесь, – ответил отец. – Дальше тебе нельзя, – сказал он, когда мы подошли к одной из дверей, – подожди меня здесь. Я скоро.
Он дал мне немного денег, чтобы я купил себе газировку в автомате, и скрылся за дверью. Я проводил его взглядом и направился к большому серому ящику – автомату с напитками. Очень странно было думать, что за стенами находятся люди, совершившие самые разные преступления. У меня мурашки бегали от предвкушения, когда я думал о том, как изменится лицо Бастиана, когда он узнает, где я был. Пусть я и не видел настоящих преступников, но сама атмосфера – камеры, какой-то шум в самом конце коридора, запах пустоты и отчаяния – повергала меня в странный ребяческий восторг.
– Эта дрянь уже сто лет так не работает, – пропыхтел охранник, когда я терпеливо дожидался, пока автомат выплюнет разноцветную баночку мне в руки.
Мужчина вдруг отложил свой блокнот, поднялся на ноги и деловито засеменил ко мне. Он несколько раз ударил по боку автомата здоровенной ручищей, шмыгнул носом и заглянул мне в лицо.
– Это ты с отцом пришел что ли?
Я кивнул.
– Ага, – он тоже кивнул, – хороший человек. Мне он нравится.
– Часто тут бывает, да? – спросил я, покосившись на дверь, за которой скрылся отец.
Охранник немного нахмурился.
– Частенько. У него, знаешь, талант к тому, чтобы всяких подонков на чистую воду выводить. Сидят у нас, бывает, лет по пять, наказание отбывают, а о мотивах ничего и неизвестно. А у твоего папы здорово получается к ним в голову залезать, – он еще раз ударил по автомату. – По его стопам пойдешь?
– Не знаю, – я пожал плечами, – может быть.
– Только сдается мне, что он тебя не пустит, – охранник вытянул из автомата банку газировки и протянул мне, – тяжело это.
Я не нашелся, что ответить, поэтому просто поблагодарил за помощь. Охранник дружелюбно улыбнулся мне и зашаркал в сторону, но вдруг как-то странно дернулся и замер. Дыхание его сделалось прерывистым.
– С вами все в порядке? – забеспокоился я.
– Да… – пропыхтел мужчина, – сейчас… сейчас…
Он замахал мне рукой, согнулся и уперся ладонями в колени. Я уже видел такое. У моей одноклассницы была астма, и она точно также сгибалась пополам во время очередного приступа.
– Там… – охранник сделал глубокий вдох, судорожно хлопая себя по карманам, – ингалятор… в ящике стола.