Его вечная спутница, Великая Скорбь, исчезла. Как будто ее смыло брызгами, пока он выбирался из водопада. Отсутствие Скорби воспринималось как‑то странно, ему было даже не по себе.
«Привычное – это миф», – подумал он.
Великая Скорбь больше не будет частью его существа. Он знал теперь, что Мисси это не огорчит. В самом деле, она вовсе не хочет, чтобы он закутывался в этот саван, и будет горевать, если он так поступит. Интересно, каково это – жить день заднем без чувства вины и отчаяния, которые высасывали краски жизни из всего вокруг?
Дойдя до края поляны, он увидел, что Иисус ждет его, продолжая кидать камешки в озеро.
– У меня рекорд – тринадцать «блинчиков». – Смеясь, он двинулся навстречу Маку, – Но Тайлер обошел меня на три, а Джош запустил один с такой скоростью, что мы все сбились со счета. – Они обнялись, и Иисус добавил: – У тебя совершенно особенные дети, Мак. Вы с Нэн любили их очень правильно. Кейт борется, как ты знаешь, но мы еще не закончили.
Простота и душевность, с какой Иисус говорил о его детях, глубоко тронула Мака.
– Значит, они ушли?
Иисус отстранился от него и кивнул.
– Да, вернулись в свои сны, за исключением, разумеется, Мисси.
– А она… – начал Мак.
– Она была рада быть с тобой рядом, и еще она в восторге от того, что тебе лучше.
Маку было нелегко держать себя в руках. Иисус понял и сменил тему.
– Ну, как тебе понравилось общаться с Софией?
– София? А, так вот кто это был! – воскликнул Мак. Затем на его лице появилось озадаченное выражение. – Но разве тогда вас получается не четверо? Она ведь тоже Бог?
Иисус засмеялся.
– Нет, Мак. Нас только трое. София – это персонификация мудрости Папы.
– А, это как в Притчах, где мудрость изображают женщиной, которая ходит по улицам в поисках того, кто захочет ее выслушать?
– Да, это она.
– Но, – Мак замолчал, наклонившись, чтобы развязать шнурки на ботинках, – она кажется такой настоящей.
– Она очень даже настоящая, – ответил Иисус. Затем он огляделся по сторонам, словно думал, будто кто‑то подсматривает за ними, и прошептал: – Она часть той тайны, которая окутывает Сарайю.
– Как я люблю Сарайю! – воскликнул Мак, распрямляясь, несколько удивленный собственной откровенностью.
– И я! – многозначительно отозвался Иисус.
Они вышли на берег и молча постояли, глядя на хижину.
– Встреча с Софией была ужасной и вместе с тем чудесной, – ответил Мак на заданный Иисусом в самом начале вопрос. Он вдруг понял, что солнце еще стоит высоко. – Л сколько времени меня не было?
– Меньше пятнадцати минут. Не так уж долго. – Видя озадаченный взгляд Мака, Иисус прибавил: – Время, проведенное с Софией, течет не как нормальное время.
– Хм, – пробормотал Мак. – Сомневаюсь, что она хоть в чем‑то нормальная.
– На самом деле, – начал Иисус и сделал паузу, чтобы запустить по воде последний камешек, – она‑то как раз совершенно нормальная и очень простая. Но поскольку вы потерянные и независимые, вы привносите в нее массу сложностей, и в результате находите даже ее простоту запутанной.
– Значит, это я сложный, а она простая? Ничего себе! Весь мой мир перевернулся с ног на голову, – Мак уже сидел на бревне и снимал ботинки и носки, готовясь к прогулке в обратном направлении. – Можешь ты мне объяснить кое‑что? Сейчас день в разгаре, а мои дети были там во сне? Как это получается? Здесь хоть что‑нибудь происходит по‑ настоящему? Или я тоже сплю?
Иисус снова засмеялся.