Но все равно спросил: – Если честно, разве тебе не доставляет удовольствия наказывать тех, кто тебя разочаровал?
При этих словах Папа бросила свою работу и обернулась к Маку. Он увидел в ее глазах глубокую грусть.
– Я не то, что ты обо мне думаешь, Макензи. Мне нет необходимости наказывать людей за грехи. Грех уже сам по себе наказание, пожирающее тебя изнутри. И моя цель не в том, чтобы наказать за него, моя радость – исцелить от него.
– Я не понимаю…
– Ты прав. Ты не понимаешь, – произнесла она с улыбкой, за которой по‑прежнему скрывалась грусть, – Но повторю снова, мы еще не закончили.
В этот момент появились Иисус и Сарайю, они смеялись, поглощенные разговором друг с другом. Иисус был одет так же, как и накануне, джинсы и светло‑голубая рубашка, застегнутая на все пуговицы, цвет которой подчеркивал его темно‑карие глаза. Сарайю же была облачена во что‑то такое тонкое и кружевное, что оно буквально колыхалось от легчайшего движения ил и даже произнесенного слова. Радужные узоры переливались и меняли форму от каждого жеста. Мак подумал, замирает ли она когда‑нибудь хоть на миг.
Папа склонилась к Маку, заглядывая ему в глаза.
– Ты поднял очень важные вопросы, и мы еще вернемся к ним, обещаю. Ну а пока насладимся все вместе завтраком.
Мак кивнул и сосредоточил внимание на пище. Несмотря ни на что, он был голоден, а еды было в изобилии.
– Благодарю тебя за завтрак, – сказал он Папе, пока Сарайю и Иисус занимали свои места.
– Что? – переспросила она в насмешливом ужасе. – Ты даже не собираешься склонить голову и закрыть глаза? – Она направилась в кухню, бормоча на ходу: – И куда только катится мир? На здоровье, милый. – Она махнула рукой через плечо.
Вернулась она через секунду с очередной дымящейся миской, от которой исходил изумительный запах.
Они передавали друг другу тарелки, и Мак был зачарован, наблюдая и слушая, как Папа участвует в разговоре Иисуса и Сарайю. Разговор касался примирения какого‑то враждующего семейства, но Мака захватило не то, что они говорили, а как они при этом себя вели. Он никогда еще не видел, чтобы три человека были так просты и прекрасны. Каждый явно заботился о других больше, чем о себе.
– А ты что скажешь, Мак? – спросил Иисус.
– Я понятия не имею, о чем вы говорите, – заявил Мак с набитым ртом. – Но мне нравится, как вы это делаете.
– Ого, – произнесла Папа, которая вернулась из кухни с очередным блюдом. – Поосторожнее с этими овощами, молодой человек. Если не проявишь благоразумия, они заставят тебя побегать.
– Хорошо, – сказал Мак. – Постараюсь не забыть, – и он потянулся к принесенному ею блюду. Затем, обернувшись к Иисусу, прибавил: – Мне нравится, как вы общаетесь друг с другом. Это совершенно не соответствует моим представлениям о Боге.
– Что ты имеешь в виду?
– Ну, я знаю, что вы одно и все вместе и что вас трое. Но вы так заботливы, так предупредительны. Разве один из вас не главнее остальных двоих?
Все трое переглянулись, словно никогда не задумывались об этом.
– Я имею в виду, – продолжал Мак, – я всегда считал, что Бог‑Отец в некотором роде босс, Иисус подчиняется ему, исполняет приказы. Не знаю точно, чем занимается Святой Дух. Он… в смысле, она… э… – Мак старался не смотреть на Сарайю и путался в словах, – …ну, Дух всегда представлялся мне неким… э…
– Вольным Духом? – предположила Папа.
– Именно, вольным Духом, которого все‑таки направляет Бог‑Отец. Это все имеет какой‑нибудь смысл?
Иисус посмотрел на Папу, с явным трудом пытаясь сохранить па лице серьезное выражение.