Джош с Кейт дежурили при нем постоянно, иногда делали уроки, пока Мак дремал, или отвечали на его вопросы, которые в первые два дня он задавал беспрерывно.
В какой‑то момент Мак уяснил, хотя ему твердили об этом много раз, что после ужасной автокатастрофы в Джозефе он пролежал без сознания почти четверо суток. Нэн ясно дала понять, что ему многое придется объяснить, но пока что она была сосредоточена на его выздоровлении, а все вопросы отложила на потом. Только это не имело для него никакого значения. Его память была затянута туманом.
Он смутно помнил, что ездил в хижину, но с определенного момента воспоминания приобретали отрывочный характер. В сновидениях образы Папы, Иисуса, Мисси, играющей на берегу озера, Софии в пещере, а также огни и краски празднества на лугу являлись ему осколками разбитого зеркала. Каждое видение сопровождалось волнами восторга и радости, но он не знал, было ли это на самом деле или же это просто галлюцинации нейронов, поврежденных в аварии или доведенных до бреда наркотическими веществами, струившимися по его венам.
На третий день после того, как пришел в сознание, он проснулся и увидел весьма мрачного Вилли.
– Ты идиот, – проворчал Вилли.
– Я тоже рад тебя видеть, Вилли, – промямлил Мак.
– Кстати, где ты учился водить машину? – пробурчал Вилли. – Ах да, помню, фермеры не замечают перекрестков. Но, Мак, судя по тому, что я слышал, ты должен был унюхать того парня за добрую милю. – Мак смотрел, как мечется по палате друг, старался вслушиваться и понимать смысл его слов, но все было напрасно. – И вот теперь, – продолжал Вилли, – Нэн злая, как оса, и не желает со мной разговаривать. Она клянет меня за то, что я дал тебе ключи от джипа и позволил поехать в хижину.
– А зачем я ездил в хижину? – спросил Мак, стараясь собраться с мыслями, – Все расплывается.
Вилли застонал от отчаяния:
– Ты должен сказать ей, что я пытался тебя отговорить.
– А ты пытался?
– Не смейся надо мной, Мак. Да, я пытался тебя отговорить…
Мак улыбался, слушая брюзжание Вилли. В числе немногих вернувшихся воспоминаний было и то, как сильно любит его этот человек, и даже сейчас он улыбался только оттого, что друг был рядом. Мак внезапно вздрогнул, поняв, что Вилли придвинулся к самому его лицу.
– Нет, серьезно, он там был? – спросил он шепотом, а затем быстро огляделся по сторонам, убеждаясь, что их никто не слышит.
– Кто? – тоже шепотом спросил Мак, – И почему ты шепчешь?
– Ну, ты же знаешь, – настаивал Вилли. – Бог был в хижине?
Мак был изумлен.
– Вилли, – прошептал он, – это вовсе не тайна, Бог повсюду. Значит, и в хижине он был.
– Это я понимаю, дурья твоя башка, – вскипел Вилли, – Ты что, ничего не помнишь? Хочешь сказать, что не помнишь даже о письме? Ну, о том письме от Папы, которое лежало в почтовом ящике, когда ты поскользнулся на льду и разбил себе затылок?
Вот тогда все встало на свои места и полная картина начала вырисовываться в голове у Мака. Все обрело смысл, его разум соединил обрывки: записка, джин, пистолет, поездка в хижину и прочие подробности тех потрясающих выходных. Образы и воспоминания хлынули такой мощной волной, что ему показалось, сейчас они подхватят его и унесут из этого мира. И, вспомнив, он заплакал, слезы ручьями бежали по щекам.
– Мак, прости. Я что‑то не то сказал?
Мак протянул руку и коснулся лица друга.
– Ничего, Вилли… Я вспомнил, теперь вспомнил все. Записку, хижину, Мисси, Папу. Я вспомнил все.
Вилли, не зная, что думать и что сказать, слушал бормотание Мака.