Может быть, ты полюбишь их больше, если будешь общаться с ними и со мной одновременно.
— Они представляют ту часть моей жизни, с которой я намерен порвать.
— Помнится, ты говорил, что порвал с ними, как с частью твоей жизни, еще до их рождения.
— Так и есть. А теперь я хочу порвать с той частью своей жизни, в которой я порывал отношения с людьми.
— И каким образом этому поможет отказ познакомить меня с ними?
— Это знакомство наверняка не сработает. Тебе они не понравятся, и тогда мне придется порывать с ними заново.
— Может, ты имел в виду, что
— Нет, я к этому нисколько не стремлюсь. Просто мне показалось, что этого хочешь ты.
Что до его отношения к еврейству в целом, то сперва ее это забавляло, а потом начало тревожить. Уж не собирался ли он вычерпать из нее все еврейство вместе с ее генетическим унынием? Может, он перепутал одно с другим?
— Евреи вполне могут быть веселыми, — говорила она ему.
— Как мне этого не знать, если я познакомился с тобой во время Песаха?
— Я не об этом. Воспоминания о египетском плене — много ли тут веселого? Я имела в виду беззаботное веселье, простые радости жизни.
Говоря это, она вдруг поняла, что все упомянутое почти исчезло из ее жизни одновременно с появлением Треслава. Он сковывал ее свободу тем, что надеялся найти в ней свой идеал женщины, и она старалась не подвести его надежды. Хотя иной раз она предпочла бы посмотреть по телевизору мыльную оперу, чем обсуждать обрезание или Маймонида. Тяжело представлять свой народ перед лицом человека, которому взбрело в голову этот народ идеализировать. Тут уже дело касалось не только надежд Треслава — она старалась не подвести еврейство как таковое, все пять тысячелетий его трагической истории.
— Ну так пустимся в беззаботное веселье, — предложил он. — В Еврейском культурном центре каждый вечер устраивают танцы под клезмер. Потанцуем?
— Уж лучше я заведу ребенка, — сказала она.
— В самом деле?
— Это шутка.
Голова его пошла кругом. И это у них считается шуткой — сказать кому-то, что ты хочешь завести с ним детей?
Зная о его чрезмерной впечатлительности, она старалась лишний раз не волновать Треслава. Между тем «беконщики» и иже с ними не прекращали свою деятельность. На сей раз они намалевали на музейной стене: «Смерть юдеям!» Словечко «юдеи» чаще употреблялось мусульманами, чем христианскими антисемитами.