Пожалуй, зря он приплел СТЫДящихся евреев. Их не за что было винить. Они просто-напросто существовали. Как просто-напросто существовалиантисемиты. Негоже так легко отрекаться от вещей, еще недавно имевших для тебя первостепенную важность. Однако сейчас, корчась на заднем сиденье лимузина и мечтая поскорее преодолеть эти мили до Оксфорда, он начал сомневаться, разумно ли вообще употреблять слово «еврей» в общественных местах. Может, после всего случившегося лучше оставить это слово только для использования в узком кругу? В большом мире оно лишь провоцировало насилие и экстремизм.
Это был пропуск в безумие. «Еврей» — слишком маленькое слово, чтобы служить надежным укрытием для здравого смысла. В иных случаях сказать «еврей» — это все равно что бросить бомбу.
Может, Иммануэль демонстративно подчеркивал свое еврейство? Если так, то зачем — чтобы отплатить отцу? Чтобы выразить свое разочарование в нем? «Мой отец может стыдиться того, что он еврей, а вот я — ни фига подобного!» И потом ему прилетает в пятак.
Да, все сводилось к Сэму Финклеру. Как ни крути, виноват был он. Плохой муж, никчемный отец, дурной пример для подражания, негодный еврей и ко всему прочему — никудышный философ.
Но ведь это всего лишь суеверие, разве не так? Он всегда принципиально игнорировал моральные нормы. Делай, что считаешь нужным, без оглядки на всякие угрызения. Понятно, что реальные причины и следствия он игнорировать не мог. Если ты плохо управляешь машиной, это приводит к аварии, то есть у тебя реальная проблема. Ну а мораль-то тут при чем? Если твоего сына ослепят какие-то антисемиты, это произойдет отнюдь не потому, что ты путался с блядями, и не потому, что ты не принимал угрозу антисемитизма всерьез в отличие от твоих более истеричных собратьев-евреев.
Или все-таки потому?
Далеко не в первый раз любовницы нарушали упорядоченную работу его в высшей степени рационального ума. Разумеется, глупо верить в приметы типа: возьми в поездку любовницу, и это навлечет на тебя аварию. Другое дело — реальные причины и следствия. Возьми в поездку любовницу и дай ей отсосать, когда ты ведешь машину по скоростной трассе из Лондона в Оксфорд, — тогда вероятность аварии резко возрастет. Но случится это не по причине твоего аморального поведения, а из-за обыкновенной потери концентрации. Но почему тогда он всякий раз во время поездки с любовницей чувствовал себя в большей опасности, чем при поездке с женой? Он верил, что мужчины и женщины не созданы для моногамии. Если ты спишь с разными женщинами — это не преступление против природы. Поездка за город с вульгарной шлюхой Ронит Кравиц при наличии дома элегантной красавицы-жены может выглядеть преступлением против эстетики, однако ни Богом, ни обществом не предусмотрены кары за «эстетические преступления». Так откуда же взяться дурным предчувствиям?
Однако эти предчувствия мучили его каждый раз, когда он предпринимал сексуальные эскапады, в его глазах не выглядевшие преступлениями. Вдруг его машина попадет в аварию? Вдруг загорится отель? А вдруг — та еще трагедия — его член откажется вставать? Он объяснял это следующим образом: иррациональный страх всегда предшествовал разуму и даже в наш научный век люди сохраняют в сознании частицу того доисторического невежества, которое этот страх порождало. И сейчас человек может ощущать причинно-следственные связи на все том же древнем уровне: однажды утром солнце не взойдет над горизонтом потому, что он сделал что-то не то или забыл выполнить какой-то ритуал. Вот и Финклер, подобно предкам человечества полмиллиона лет назад, подсознательно боялся, что нарушил какие-то установления высших сил и те выместили свой гнев на его сыне.
Он добрался до оксфордской квартиры Иммануэля во втором часу ночи и обнаружил ее пустой. Телефон сына по-прежнему был занят.