– Пойдемте! – согласился Володя, хотя у самого едва ли не подкашивались от страха ноги: а вдруг ОНИ там! Но Вовка уже давно понял, что ему отступать некуда. Он не простит себе никогда, если не откроет жгучую тайну.
…Портреты были написаны искусным художником. Герои сказок как живые смотрели с полотен, и каждая деталь лица, одежды была тонко вырисована. Ужас обуял мальчика, когда он взглянул в глаза Черномора, КОЩЕЯ Бессмертного, Лиха Одноглазого. Сколько злобы было в их взорах! Зато Буратино, Карлсон, Иван Царевич светились добротой. А какой милой показалась ему Баба Яга! Страшная, конечно, но почему-то милая!
Долго, взяв Николая Андреевича за руку, ходил Володя вдоль галереи сказочных героев. Милый Оле Лукойе! Как же он ласков! А Василиса и в самом деле прекрасна! И царь Гвидон хорош, и Аладдин. И даже джинны были чем-то симпатичны.
…И вдруг Вовка заметил странную вещь: посмотришь издали – портретов совсем немного. От силы двадцать пять. А когда ходишь вдоль галереи – они бесконечны. Словно в калейдоскопе меняются образы и все новые и новые оживают лица на полотнах.
– Я устал, дедушка, пойдем, – попросил Вовка.
И они поднялись наверх.
Глава тринадцатая
В этот раз мальчишки недоумевали: Вовку после уроков поджидал папа. "Значит, случилось что-то дома!" – подумал Витька Черняев, следя за удаляющимися отцом и сыном, – "Завтра узнаю!" Эх, если бы он проследил за каждым шагом друга, он бы уже сегодня узнал его тайну.
Правда, Вовка был осторожен: он поминутно оглядывался назад, и если бы увидел за собой погоню, конечно, увел бы папу от школы. Но за ними никто не шел.
…Три условленных стука, и через какое-то время послышался скрежет отодвигаемого засова. Николай Андреевич, как всегда в пледе на плечах, радостно встретил Вовку. И вдруг увидел взрослого человека. На его лице промелькнули и досада, и удивление, и вопрос.
– Извините, Николай Андреевич, – топтался на месте начальник СМУ. – Я ваш ученик Миша Дубинин, а это – мой сын.
И тогда лицо Николая Андреевича осветила добрая улыбка.
– А, Миша Дубинин! – Он строго погрозил ему пальцем. – Ты так и не исправил четверки по биологии и физике? – Он лукаво смотрел на него. – А то я бы представил тебя к медали!
– Но в первом я имел все пятерки! – шутливо защищался Миша Дубинин.
– Так то в первом классе, а в десятом сплоховал! Ну да ладно, проходите оба, в ногах правды нет!
И только Дубинин-старший поставил ногу на первую деревянную ступеньку, как она отозвалась таким знакомым скрипом, что у него в груди защемило, ему показалось, что он шагнул в детство…
Он хорошо помнил, какая она внутри, его школа. Но сейчас, вступив в тишину длинного коридора, вдруг растерялся. Нахлынуло сразу столько воспоминаний, что ему пришлось остановиться и привести свои нервы в порядок.
Наконец он шаг за шагом стал продвигаться по коридору, который когда-то ему казался бесконечным. Он с тревожной радостью смотрел на двери классных комнат, за которыми когда-то сидел, волнуясь перед ответом, где шалил, и где с таким нетерпением ждал звонка.
Он никогда не думал, что встреча с детством будет такой оглушительной.
Николай Андреевич очень хорошо понимал чувства своего бывшего ученика и потому не проронил ни слова, пока они не подошли к двери с надписью «Директор». Ах, сколько раз Миша стоял перед этой дверью, волнуясь или радуясь, но никогда – равнодушно.
Они вошли в комнату, где сидела когда-то секретарша Евдокия Ефимовна, и Миша Дубинин узнал ее стол, отыскал глазами даже тот деревянный стакан, в котором она держала карандаши и ручки. Пишущей машинки не было. Вместо нее стоял самовар, небольшая горка тарелок и чашки с блюдцами. Конечно, он сразу же нашел и ту дверь, которую охраняла секретарша и за которой сидел Николай Андреевич и ждала его всегда то ли взбучка, то ли похвала. Он так и не выпустил за весь путь по длинному коридору руку сына и только сейчас заметил это.
– Ну что же, садись, Миша Дубинин, – сказал хозяин, – и ты садись, Дубинин-младший. Будем чай пить. Только ты, Вова, сначала зажги лампу.
– Да-да, – будем чай пить! – взволнованно сказал Вовкин папа и развернул на столе большой пакет. – У меня как раз обеденный перерыв, и я кое-что захватил с собой.
«Кое-что» – это была баночка ветчины, две баночки шпротов, баночка с джемом, полкруга колбасы, большой кусок Российского сыра, яблоки, конфеты, булка мягкого хлеба и несколько пирожков.
– Ты так много ешь? – шутливо погрозил ему Николай Андреевич.
– Нет, конечно, это на всех! – смутился Дубинин-старший.
– Ну ладно, я знаю, что это ради меня. Спасибо. Так, лампа горит, теперь, мальчик, разжигай самовар!
– Он у вас совсем освоился! – улыбнулся отец.
– Хороший парень! – согласился Николай Андреевич. – Ну ладно, пока готовится чай, пойдем-ка ко мне в кабинет.
…Отец был также поражен, как и сын, когда попал в волшебную страну. Он осторожно ступал по дорожке из желтого кирпича и рассматривал экспонаты музея вспоминал детство, узнавая изделия друзей.
Когда он все осмотрел, Николай Андреевич указал на кресла у двери, – садись, Миша, поговорим!
– О чем же? – с трудом собираясь с мыслями и все еще пораженный чудом волшебной сказки, спросил Дубинин-старший.
– О сносе твоей школы! – Николай Андреевич строго посмотрел на ученика. Я все знаю, и потому живу здесь. Но учти: как капитан последним покидает тонущий корабль, так и я последним спущусь по деревянным ступеням…
– К сожалению, у меня уже есть приказ о сносе школы.
– И у тебя не дрогнет рука уничтожить свое детство?
– Дорогой Николай Андреевич! На этом пустыре вырастет другая школа, еще выше, еще красивее! У школы будет свой стадион, парк.
А Николай Андреевич молчал. Он смотрел на своего ученика и молчал. Потом вдруг потрогал зачем-то подлокотники кресла, улыбнулся и еле слышно спросил:
– Миша, а ты помнишь то чудо в подвале?
Они оба знали, о чем идет речь, потому Дубинин-старший и ответил не задумываясь: "Помню!"
– Вы тогда много смеялись над тем чудом!
– Смеялись… – как эхо повторил Михаил Дубинин.
– Тай знай, начальник СМУ, что герои сказок тебе не привиделись.
Дубинин хотел отшутиться, но во всей позе директора и в глазах его он увидел такую убежденность, что прикусил язык.
– А ты все помнишь? – так же проникновенно спросил директор… Да, он помнил все. Помнил всю жизнь. Но было это чудо таким мимолетным и таким необъяснимым, что он привык думать о нем как о шутке… Сейчас он снова припомнил все… Урок литературы у них был последний, и Николай Андреевич спросил: "А не хотите ли послушать сказку?”
Все, конечно, зашумели и сказали, что очень любят сказки.
– Больше всего на свете вы любите отлынивать от занятий! – засмеялся Николай Андреевич и тут же спросил:
– А как вы любите слушать сказку, понарошку или взаправду?
Они не совсем поняли его слова, но Лилька Никитина крикнула:
– "Взаправду!", и все поддержали ее.
– Тогда нам придется спуститься в подвал, – сказал директор.
– Зачем? – спросила Галка Полупанова.
– Чтобы услышать сказку взаправду, – объяснил Николай Андреевич. Поднимайтесь и идите за мной, только тихо!
Школьный коридор ему, шестикласснику, тогда казался очень длинным, а нужно было пройти его весь. Школьники ступали на носочках, но половицы все равно скрипели у них под ногами, и Мише казалось, что они сейчас «разбудят» всю школу. Ведь шли уроки… И вот, наконец, они подошли к той двери, всегда закрытой, которая вызывала жгучий интерес школьников. Кое-кто даже предполагал, что за этой дверью прячутся школьные сокровища, но какие сокровища могут быть у школы, никто не знал… А оказалось, все было просто: за этой дверью была еще одна дверь, железная, а за ней – вход в подвал.
…Сыростью и холодом пахнуло из подполья и Николай Андреевич первым шагнул на деревянные ступени, которые сразу же заскрипели под ним. Следом шагнула Лилька Никитина, которая и черта не боялась. Отчаянная девчонка! Теперь она стюардесса. Он, Миша, шел четвертым или пятым. Когда он вступил на первую ступеньку, Николай Андреевич уже зажег свечу и ее робкий огонек трепетал на сквозняке.