Флориэна. А как именно он устраивал эти туры?
Луболо. Мы этого так и поняли. Именно поэтому его и не посадили, а всего лишь выслали.
Флориэна. В те дни вы в полиции уже работали?
Инспектор. Еще нет. Когда я говорил «мы», я имел в виду своих старших товарищей.
Джокер. По несчастью.
Луболо. Служить закону большое счастье. Мужское счастье и радость! Так что не пытайся увести разговор в сторону. Лучше вспомни, как твой папаша бронировал места в раю. За отдельную плату, разумеется.
Джокетто. Просто у него были связи.
Луболо. Связи у него были, с этим никто и не спорит. Беспорядочные половые.
Джокетто. Ты не объективен.
Луболо. Может быть я не объективен, но я прав. (обращаясь к Вольтуччи и Паскуэлине, которые уже некоторое время о чем-то шепчутся) А вы о чем тут шушукаетесь? Что за дела?
Вольтуччи. Мы сейчас отойдем. Ненадолго.
Джокетто. Ладно тебе, Вольтуччи, не надо скромничать.
Паскуэлина. Вольтуччи, в отличие от тебя, человек с приличиями. И он трезво оценивает свои возможности… Пошли, Вольтуччи.
Вольтуччи. Мне как-то неудобно вас покидать.
Луболо. Меньше слов. Иди, Вольтуччи, иди и о нас не думай: в этом деле тебе мысли о нас вряд ли помогут. Удачи.
Вольтуччи. Я постараюсь.
Луболо. Ты, Паскуэлина, тоже уж постарайся.
Паскуэлина. Обязательно. Сделаю все, что умею. Ведь это, наверное, в последний раз.
Флориэна. Что в последний раз?
Паскуэлина. Живем в последний раз.
Вольтуччи и Паскуэлина уходят.
Флориэна. Хотите, я песенку вам спою?
Луболо. Спой.
Флориэна. Я ее сама придумала.
Джокетто. Звучит заманчиво.
Флориэна берет гитару и начинает петь. Песенка состоит из двух аккордов и слов «Это будет новый мир. Добрый мир и честный мир».
Слова повторяются раз десять.
Флориэна. Вам понравилось?
Джокетто. Потрясающе. Грандиозно. Отпад. При каком дурдоме состоите?
Флориэна. А как вы смогли догадаться?
Джокетто. Для этого не надо быть оракулом. Ни дельфийским, ни из египетского оазиса Сива.
Флориэна. У меня действительно были проблемы со здоровьем – врачи говорили что-то о первичном сумасшествии. Но это было давно.
Луболо. Сколь давно?
Флориэна. Очень давно – на прошлой неделе. Почти целая вечность с тех пор прошла. Наверное, домой отправилась. Или как перелетная птица улетела в теплые края. Но в этом случае она, может быть, еще и вернется. Ведь птицы возвращаются. Они и улетают для этого – чтобы вернутся. Верно?
Луболо. Умные птицы возвращаются. Если хотят. Если им это надо.
Флориэна. Почему только умные?
Луболо. Потому что глупые забывают обратную дорогу. Клювом на юг, хвостом на север, затем наоборот – ничего не вспоминается. Как отрезало.
Флориэна. Я вам не верю. Нет, нет, не верю. Разве можно забыть дорогу домой?
Луболо. Все можно. У меня лет восемь назад был следующий рабочий момент: обыкновенный, несущественный, но отложился – один несознательный гражданин ушел из семьи. Покинул ее на редкость некрасиво: у него жена, двое маленьких ребятишек, а он им ни копейки не присылает. Мы его нашли, потолкали, побросали на стену, говорим: «Нехорошо, синьор, алименты не платить, мы вам за это можем и зубы выбить» – а он нам буквально счастлив. Лезет обниматься, рвет рубашку, кричит: «Спасибо, что нашли! Я собирался найти себе хотя бы единственного друга, а здесь их столько! И все порядочные, с мозгами! А алименты я не плачу, потому что забыл, где живу». Вот такая сволочь.
Джокетто. Про моего отца вы знаете, а моя мать… ты, Инспектор, не знаешь?
Луболо. А что я должен знать?
Джокетто. Немного, Инспектор – хотя бы что-нибудь. Гегелевское единство сущности и бытия, самые распространенные виды девиантного поведения, рецепт свекольной икры…
Луболо. О твоей матери я знаю очень мало. Только то, что она была астронавтом.
Флориэна. Ваша мама летала в космос?!
Джокетто. Один раз случилось. Официально ее должность называлась «Женщина – астронавт – биохимик». Оплата труда соответствующая, уважение всеобщее, прозвище на борту «Лихоманка». Задание до сих пор огласке не подлежит.
Флориэна. Я где-то читала…
Джокетто. О ней нигде не писали – секретный полет. Закрытый доступ.
Флориэна. Я говорю не о вашей маме и не от большого воображения говорю – я где-то читала, что первые люди на земле умели летать, как ангелы, но они не сумели бы вылететь и в ближний космос, сгорели бы в атмосфере…
Луболо. Ко все чертям!
Флориэна. Зачем же так грубо? Вы говорите несколько бесчеловечно, но с сутью вашей реплики я вынуждена согласиться… Вашей маме в космосе очень понравилось? Страшно? В смысле, страшно понравилось?
Джокетто. Не знаю.
Флориэна. Вы ее не спрашивали?
Джокетто. Я-то спрашивал – она не отвечала. После полета она изменилась. Сильно. В лучшую ли сторону, в худшую, но сильно.
Флориэна. Она никого не узнавала?
Джокетто. Узнавала она всех. Дело не в этом.
Флориэна. А в чем?
Джокетто. В голове: в том, что предстало ей вокруг и внутри нее – круги, лазурь, мертвецы… Ты уверена, что тебе необходимо это знать?
Флориэна. Уверена.
Джокетто. А я нет. И поэтому тема закрыта. (протягивает Флориэне пирожок) Лучше пирожок с моцареллой скушай.
Флориэна. Благодарю вас за ваше доброе ко мне отношение. Вы, Инспектор, пирожок не хотите?
Луболо. Я их уже штук десять съел. Кроме того, я не большой поклонник пирожков.
Джокетто. Ему бы дерево – он бы с ним обнялся, ощутил его тугую, шершавую плоть, почувстововал необоримое влечение… Приспустил бы штаны…
Луболо. Что? Ты о чем? Говори скорее, пока я не опередил тебя метким выстрелом! В живот или рядом с ним – в грудь. Или в нижние этажи. Договаривай, зараза!
Джокетто. Не при девушке.
Луболо. Очень смешно. Я уже бьюсь в истерике.
Флориэна. У вас бывают истерики?! Как часто?
Луболо. Не чаще, чем бывает конец света…
Джокетто. Пробел, Инспектор – живешь, живешь, а все не умер. Нет желания восполнить?
Луболо. Придется. И не только мне. Все прокатимся – на несущемся в пропасть ландо.
Джокетто. Тебя это радует?
Инспектор. Что не только я прокачусь? Двойственные ощущения. С одной стороны это исключает из моего будущего некоторый героизм. Но с другой стороны вместе веселее.
Флориэна. Веселее! Еще бы не веселее! Веселее, ве… се… лее… А что веселее?
Луболо. Все. И жить, и все, что потом.
Джокетто. И на что ты рассчитываешь потом? Стать инфернальной бесполой гнусью? Теневым предводителем небесной конницы? Нейтральным странником пустоты?
Луболо. Мои аппетиты гораздо скромней. Если там, куда я попаду, не будет тебя, мне этого хватит по самые уши. Для меня это будет достойной наградой за все мои труды на благо рода человеческого.
Джокетто. Ты, Инспектор, не учел одного – без меня от тоски ты загнешься. Сдохнешь, Инспектор!
Флориэна. Давайте не будем о грустном. Лучше поговорим о чем-нибудь прекрасном. Например, о беге босиком по первому снегу. Или о творчестве.
Джокетто. Я за. Но проголосовать не помешает. Кто за разговоры о творчестве и о беге? По желтому снегу, по раскаленным углям, от общества, от тоски? (Поднимает руку. Тоже самое делает Флориэна) Раз, два… Кто против? Никого. Воздержался? Тоже не густо. Решение принято. А вам, Инспектор, как бойкотировавшему голосование, придется ответить на несколько прямых нелицеприятных вопросов. (Изображает рукой микрофон) В чем причина вашего бойкота? Сексуальное притеснение? Расовая дискриминация? Голодная старость? Все человечество, затаив дыхание, ждет вашего ответа. Не обманите его ожиданий.
Луболо. Я не буду отвечать.
Джокетто. Ах, вот так?! Неуважение к человечеству?
Луболо. Это мое право.
Джокетто. Не отвечать? Или не уважать человечество? Предупреждаю, что от вашего выбора зависит ваша судьба и судьба ваших родственников. Бывших, нынешних и будущих. Так что хорошенько подумайте, перед тем как отвечать.
Луболо. Мне не о чем думать.
Джокетто. Прекрасно сказал. Разливай, Флориэна! За силу хорошего настроения!