Вчерашние призраки острыми когтями опять заскребли по ключицам. Я выпрямился и почему-то оглянулся, как будто начальник военной полиции уже стоял где-то рядом. Ведь всё уже перетёрто и забыто. Что ещё ему надо?
Штольц понял моё состояние:
– Вот именно, парень… Комиссар вернулся сразу после войны и сейчас в большой силе. Смотри в оба, и вообще будь осторожнее. Съесть он тебя не съест, но погрызть может основательно… Его людей в аэропорту не встретил?
– Нет, – Мой голос чуть сорвался.
– Ну и радуйся. Кстати, где Тимми? Он ведь тоже у Гаэтано в любимчиках.
Да, новость не из приятных. Но что ж делать?.. Да ничего, прорвёмся. Предупреждён – вооружён. Я выдохнул:
– Тимми скоро прилетит. Я ему обрисую обстановку. А Вы разве остаётесь, сеньор?
Штольца окликнул толстый крим. Он отмахнулся, крикнув:
– Сейчас! – Достал платок, вытер шею, – Да. Полковник ничем не выдаст своей тревоги по поводу случившегося, не тот человек. Но разбор полётов будет жёсткий. Уж поверь мне. Значит, будем ситуацию исправлять… А посему, рядовой Фабундос, готовься. Вечером получишь три доллара суточных и боевой приказ.
Загруженный по самую макушку неприятными новостями, я шёл в 213-й номер. Что-то будет!
На лестничной площадке ребята из наскоро назначенного наряда вталкивали в кабинку лифта картинно возмущавшегося небритого репортёра, успевшего бросить вопрос мне в спину:
– Эй, парень, ты из какой газеты?
Мой цивильный вид ввёл его в заблуждение?
– Которая помягче, – буркнул я, насмешив плечистого унтера, одобрительно хлопнувшего по закрывающейся двери. Остальные дружным хохотом поддержали его.
Фини и Бони без слов впустили меня внутрь. Большая фигура Мото мерно покачивалась в кресле. Даже согнувшись у края кушетки и вздрагивая в полудрёме, сержант перекрывал подход к лежащему Антонио.
– Есть что выпить? – почему-то шёпотом обратился я к Бони.
– «дос Эквис», почти холодный.
– Годится, – Я осторожно перешагнул через здоровенные ботинки цербера и присел на корточки возле своего неподвижного товарища. Все дурацкие мысли разом сдвинулись в дальний чулан – салют, старшой!
Он здорово изменился, Антонио Сольдер, прозванный «Айсбергом» за своё хладнокровие и пробивной характер. Даже матовые блики от прикрытых штор не могли оттенить его худобы, скулы выпирали, нос заострился, кривой рубленый шрам, пересекая щёку, уходил с левой брови к подбородку. Я не узнавал прежнего Антонио. Заклятому врагу нельзя было пожелать того, что досталось этому парню.
Глаза его были открыты, но он не реагировал на перемещения вокруг себя, он не видел. Ком подступил к моему горлу. Уж сколько говорено – не вините себя за несчастья близких. Чему было суждено случиться, произошло бы всё равно. Как-нибудь иначе, но произошло бы. Мы выбираем судьбу, судьба выбирает нас. И всё же…
Я взял Антонио за руку, сжал. Он ответил слабо и нервно. И слава Создателю! Я победно взглянул на теревшего хмурый лоб Фини, на Бони, застывшего с бутылкой пива в руке. Мы живы, пусть не совсем здоровы, но мы существуем и ставить крест на нас пока ещё рано! А уж как наладить общение, придумаем. Тимми обязательно что-нибудь сообразит. И наболтаемся вдоволь. Вспомним, что было, обсудим, что есть, и решим, что делать дальше.
Мото шумно потянулся и, перехватив мой взгляд, пощёлкал пальцами у меня перед носом:
– Дэник, я метнусь за платочком? Ради такого случая докторша без сожаления оторвёт лоскут от парео.
Нет, я не плакал и не мог признать своей предательскую слезу.
До вечера я прогудел с друзьями, не обращая внимания на мягкие попытки офицеров прекратить наш междусобойчик и на грозные предупреждения портье, пытающегося хотя бы с порога посмотреть на всё это безобразие.
И как славно было бы вот так сидеть, остаться вместе со всеми здесь и никуда не ехать. Мелькнула гадкая, но вполне трезвая мысль – тут же разыскать Штольца и честно отказаться от поездки в Каррат. Он должен меня понять. Нет, я не трусил. Все мои страхи перед Гаэтано, этим очкастым чёртом с худыми волосатыми ногами, торчащими из шорт песочного цвета, давно развеялись, но майор сказал верно, лишний раз попадаться на глаза комиссару не стоило. Значит, отказаться пока не поздно! И плевать, что потом обо мне подумают приятели…
Я перебросил Фини непонятный сейчас журнал с порнокомиксами и вцепился в ручки кресла, не зная, на что решиться.
Часы мертвеца
Пожары, случившиеся в Арсенале пару лет назад накануне Страстной недели, запомнились всем.
Склады, ангары, служебные постройки и земля под ними пылали долго. Нас подняли по тревоге и бросили на помощь брандкомандам – пожарные не справлялись с бушевавшим огнём. Тушению мешали мощные взрывы раскалённых боеприпасов. Скорченные трупы часовых обгорели до неузнаваемости. Нескольких солдат и капитана Шимански, в чьём подчинении находились караулы в ту злополучную ночь, так и не обнаружили и списали в пропавшие без вести. Начальник Арсенала старший майор Бандерос поседел на глазах.
Странности начались недели через полторы, когда прибывшая из столицы комиссия подвела предварительные итоги – на объект особого назначения было совершено хорошо спланированное и тщательно подготовленное нападение, караул был расстрелян.
Но крепкая версия о причастности к произошедшему бирлантинских спецподразделений сразу отпала, как только на стол председателя легли выводы военных ревизоров. Обнаружилась большая недостача оружия и боеприпасов плюс полное отсутствие очень приличной партии хранившихся здесь конфискованных наркотиков, а поджог Арсенала явился попыткой скрыть крупные хищения. Бандерос отрицал любые обвинения в свой адрес, однако в тот же день его взяли под стражу, впоследствии судили и отправили в Цитадель Буров – тюрьму на острове Альбаррас. Связи бывшего начальника в Оборонном Комитете спасли его от казни, но не более. Время было серьёзное.
Большая комиссия уехала, а военный комиссар Гаэтано продолжал бурную деятельность. Его агенты и патрули хватали любого по малейшему подозрению в причастности к арсенальному делу.
Наш Полковник закрывал глаза на творимый ими беспредел. Наверное, так было надо. Нехватку самого необходимого мы почувствовали сразу. До налаживания более-менее сносного снабжения на счету теперь был каждый патрон, строевикам пришлось даже немного поголодать, начались дезертирства. Полковник корректировал оперативный план, затыкая участки, в одночасье оказавшиеся оголёнными. Бирлам удалось захватить теплостанцию и стратегический пункт – Волчью заставу!
Выявить любыми способами и наказать негодяев – такую задачу поставил своему подразделению начальник военной полиции и потому неистовствовал.
Спустя месяц после драмы вокруг Арсенала мы возвращались из рейда по территории, недавно занятой отрядами бригадира Гунивары. Шли в обход, звериными тропами через труднопроходимые отвесные холмы на стыке трёх границ. Маурильо, молчаливый парень двадцати двух лет, был ранен в живот. Уже не жилец, теперь он становился обузой для группы. Чтобы не терять драгоценное время, капрал Руч решил спрятать беднягу на окраине Старого города, организовав ему неприметное с тропы лежбище в зарослях дикого сорго между полуразрушенными древними жилищами и заброшенным кладбищем.
В вопросе, кого для очистки совести оставить с умирающим до прибытия санитаров, командир был непреклонен – конечно же, тринадцатилетнего пацана. Вот тебе, Дэн, остатки боекомплекта к твоему АК, вот два маломощных и не всегда взрывающихся «чока», вот полбанки соевого концентрата. А где течёт ручей и как добыть древесный сок, сам знаешь. Отгоняй москитов и змей от раненого и крепись, разведка!