О да, вы снова собьётесь с пути, чтобы вернуться вновь, прочувствовать опоясывающую мудрость всех вещей и растрогаться от переполняющего восторга, вызванного идеальным расстоянием между проезжающими автомобилями. Безумие? Нет, подметить идеальность тривиальных вещей всего лишь значит засвидетельствовать внутреннюю идеальность.
Теперь каждый может установить стоимость собственной жизни в валюте божественных моментов: их продолжительности, интенсивности и количестве. Итак, какова ваша цена?
Человек!
55h. В человеке – тайные пласты духовных полезных ископаемых. Сколько силы созидания и разрушения, сколько вибрирующей энергии, превосходящей землетрясение. Человек не знает себя и никогда до конца не познает себя.
56u. Человек может больше, чем ему отведено смелыми мечтами. Безграничный потенциал, нераскрытый, проваливающийся сам в себя, словно звезда. Если бы только человек следовал голосу, ведущему к совершенству! К пустому храму!
57m. Человек боится себя, укрывается за великой стеной рутины, ибо по её границы лежит болезненно прекрасный, нескончаемый рост к божественности. Ежедневные слабости, сопротивление зову храма, страх и пристрастие к стабильной пошлости выживания – это отрицание храма.
58a. Человек смертен, но бессмертен пустой храм в душе его. Умереть – это родиться вновь, засвидетельствовав неизменность бытия, его прежнюю неувядающую свежесть.
59n. Человек не должен верить словам тех, кто кидает камни в спокойствие реки. Одни забавляются словами, другие искажают смыслы. Только непоколебимая внутренняя убеждённость знает правду. Только в стенах храма осталось место для неё.
60i. Человек должен уметь отказываться от всех убеждений. Даже от чрезвычайной ценности жизни: нужно уметь оставлять и собственную жизнь.
61t. Эгоистичность приковывает к вещам, господствующим порядкам и инерции существования. Переоценка собственной значимости приводит к страху. Умереть – это разложиться в космическом порядке. Только въевшаяся под кожу гордость мешает принятию очевидности.
62y. Весь мир, начало и конец жизни – храм пустоты. Но как человеку описать словами то, что не может быть выражено? И всё же человек способен на многое!
63.0. L’uomo oppure un templo vuoto!
Я сел в муравейник. Прямой реэпатаж из муравейника
«Чёрная, белая, чёрная, белая… Сочетания клавиш на небесном синтезаторе пробуждали теорию струн, и она роняла на землю глобулы с разливающейся водой. Кто-то играл, играл, играл… Неустанно импровизировал, пока муравейник повторял судьбу Атлантиды».
Ормига, прогрессивный муравей-изобретатель, скрылся в водонепроницаемом ковчеге вместе с мистером Антом, который постоянно краснел.
– Мой друг, вас скоро депортируют из страны.
– За что?
– За то, что вы красный муравей, идеологический враг, – засмеялся Ормига, поправляя чёрный костюм, из-под которого пылал огонь красного цвета.
– Ничего, вы меня спасёте. Да и к чему эта муравьиная возня, когда с неба что-то капает и капает? Нас так и не станет вовсе. Вот вы всё так поэтично описываете, и я тут задумался: а разве стоит этот космический небесный концерт этого всего, – сказал Ант, и чья-то оторванная нога красного муравья ударилась о плавательный аппарат.
Ормига впился в окно. Дождь взбивал красных и чёрных муравьёв, как миксер. Стихия готовила кровавый десерт. Ормига траурно молчал, но мистер Ант продолжал комментировать матч между Давидом-муравьём и Голиафом-природой:
– Читал, что это всё уже было: Екклесиаст.
– Екклесиастил? Тьфу, читал?!
Что-то изобретателя вывело из равновесия, и он стал Македонским – крушителем стульев:
– gbpltw, kznm! (Маты на муравьином языке. Для перевода необходимо изменить раскладку клавиатуры).
Ант выдавил пару слёз в стакан и предложил Ормиге. В культуре муравьёв предложить напиток из собственных слёз – величайший знак примирения.
– Не македонь, дружище.
– Вода? Как и всё вокруг? Какая же ты незабудка: постоянно солишь раны, всё помнишь.
– Подумаешь, договорились! Я не виноват, что им, муравьям, нужно разделение: литература, музыка, живопись. Ну не захотели они всё получать в одном тюбике Гессе!
– Да ты ещё и гессишь меня! – Ормига заправился водой-бензином и продолжил превышать скорость, подрезая друга на шоссе. – Этот человек только выдумал литературную идею. Фикция. Не существует никакой игры в бисер. А моё изобретение есть. И не надо говорить, что его не приняли: многие передавали друг другу информацию обо всём, что им доступно, лишь в одной химической формуле. Производство развивалось, а эксперименты были весьма успешны, пока не пришли эти чёрные муравьи и не сказали, что все красные – враги.
– А ты с ними сотрудничать стал: коллаборационист.
– Да, я такой. Что, я должен оставить идею ради мнимого деления на красных и чёрных? Где оно сейчас, когда оба цвета кожи наконец-то полностью равны.
Теперь оторванная нога чёрного муравья ударилась о плавательный аппарат.
– Ладно, прости. Нам нечего делить: вероятно, мы вообще останемся одни. У людей такое уже было.
– Всемирный потоп?
– Да.
– Было и было. Теперь и людей-то нет.
– Может, всю их культуру всего-навсего поставили, как городки…
– И как метнули биту!
– Городки разлетелись. Вот и вся цель. А люди теперь думали, что у каждого свой путь и божественное благословение.
Ормига взял пробу воды, напоминавшей кислоту.
– Может, и у нас такая судьба – быть инструментом?
– Грустно.
– Мне кажется, даже инструмент свободен. Более того, он может быть свободнее того, кто его использует.
– Это как?
– Свобода в том, чтобы чувствовать её внутри, будучи полностью предопределённым. Эти люди… Может, они понимали себя, осознавали, что просто неотёсанные куски дерева, из которых случайность что-то выстраивает, чтобы в один прекрасный день…
На ковчег свалилось бревно и пробило обшивку. Вода стала заполнять отсеки.
– Ормига, мы гибнем.
– Нет, это просто бита: нас выбили. Кто-то победил.
– А мы?
– А мы свободны в своём поражении.
Страна муравьёв, распри между красными и чёрными, гениальные изобретения Ормиги, дружба с Антом, ковчег, конструкции, мысли, идеи, дома, материальное, концепции… Буль-буль-буль!
– Яхве, ты скоро? Я закуриваю.
– Да, сейчас. Эта проклятая кока-кола.
– Ха-ха, ну ты и потоп им устроил. Ладно, пойдём.
Абраам бросил в муравейник спичку. Через три минуты с палестинской стороны бросили ракету «кассам».
Из мемуаров неизвестного режиссёра-преступника:
«Это был первый сценарий, который я принёс мастеру. Он сразу же бросил его в урну. Я заплакал. Через пару дней уже его родные плакали над урной с прахом маэстро. Имеем ли мы право бросать, будучи брошенными? И что же это за сила, которая только бросает?»
Люди!
64h. Не в реках крови может купаться планета, но в счастье. Оно бежит с гор, на которых возвышается храм пустоты. Он растопил лёд ограниченности, согрел любовью, расщепил всё сущее: вот откуда проистекает счастье, капля за каплей собирается оно воедино.
65a. Люди! Покиньте клетки городов, вернитесь к воздуху, земле и природе! Всё меньше здоровья в бетонных загонах, всё больше наказаний для вас и потомства. Что делать телам вашим так близко друг к другу, если души разделены и почти похоронены?
66p. Думающий медитирует в одиночестве, устраиваясь среди зелёного цвета лесов и полей. Нарисуйте и вы картины мудрости, украсив пейзажи яркостью внутренней жизни. Что город сейчас? Глупость и пережиток прошлого. Истинный прогресс и будущее – это не заоблачные мечты о путешествиях по вселенной, но реальность уединённых деревень и странствия в бездны себя.
67p. Нет в городах жизни, только лишь её иллюзия. Люди! Не обманывайтесь ложными надеждами и фальшивыми ценностями: нет ничего важного вовне, всё величайшее внутри храма пустоты, возведённого силами размышлений без мыслей.