Но вот урок мастерства, преподнесенный мне и, длившийся несколько минут, я запомнил на всю жизнь.
К слову сказать, Владимир в поле зрения больше не попадал. Видимо это был действительно случайный эпизод в его жизни…
«Нестойкий»
Уголовный розыск.
Наверное, самая элитная служба милиции. По крайней мере, так считалось всегда. Работать в этой структуре было почетно, хотя и далеко не так просто. Естественно, что работа уголовного розыска – раскрывать преступления. Но только человек далеко не сведущий будет считать, что все так легко и просто. Видимость эта обманчива.
К сожалению, система отчетности или, точнее сказать, процентности и в то время, да и думаю сейчас, накладывала на эту работу свой отпечаток.
На первый план вместо реального состояния дел выдвигались проценты раскрытия, и тогда за цифрами, нередко и «дутыми», пряталось истинное положение дел.
И шли подсчеты: насколько процент раскрытий выше или ниже среднего по области или по состоянию в других регионах, и тому подобное.
Естественно, что и оперативные работники, в какой – то степени, становились «заложниками» этой системы.
Середина семидесятых лет прошлого столетия ознаменовалась ростом краж транспорта. Тащили буквально все: велосипеды, мопеды и даже мотоциклы. Причем отовсюду: из гаражей, от домов, от магазинов.
Сообщение о краже очередной единицы транспортного средства действовало на руководство как красная тряпка на быка. Громы и молнии сыпались на головы! сыщиков». Но что поделать! Они и так крутились, а преступления подобного рода всегда раскрывались тяжело. В большинстве случаев похищенные «железные кони» разбирались, меняли свой облик и тому подобное.
По каждым фактам хищений, конечно, возбуждались уголовные дела, а толку…
Однако надо сказать, что по инструкциям того времени каждому уголовному делу о нераскрытом преступлении, должно было соответствовать параллельное розыскное дело, заводимое оперативным работником. И почему – то этим розыскным делам должны были присваиваться наименования. Например, украли корову или овцу, значит, появлялось розыскное дело «Пастух». Совершена квартирная кража без взлома, значит дело, к примеру, «Ключник» и тому подобное.
И вот представьте себе. В разгар летнего дня в дежурную часть приходит мужчина и заявляет о краже мопеда от магазина. Заявление передали одному из опытных оперативников. Тот буквально застонал от досады. Как раз, накануне, Б. Кононов учинил ему «разнос» за самое большое количество подобных дел и заявил:
– Еще одна кража на твоей земле и пойдешь на производство.
Подобная угроза обозначала возможное увольнение из органов. Все, конечно, понимали несерьезность этой угрозы, но тем не менее, приятного мало.
Что же делать? Но выход, кажется, найден.
Вместе с потерпевшим «сыщик» прошел на задний двор отдела Там, как я уже рассказывал не раз, хранилась техника, изъятая при различных обстоятельствах: рейдах, облавах, обысках и не имеющая хозяев. Достаточно часто там находились довольно хорошие экземпляры. Потерпевшему было предложено выбрать то, что ему понравится. Сравнительно быстро он выбрал себе мопед в хорошем состоянии и был весьма доволен.
После этого оперативник пояснил ему, что для того, чтобы стать владельцем этой техники, нужно принять решение по его заявлению. Вариантов было предложено несколько: он мопед свой нашел, ему его подкинули, оставил у знакомых и забыл. Вообщем, на любой вкус.
Получалось убийство двух зайцев: потерпевший становился владельцем почти такого же транспортного средства, а оперативный работник избавлял себя от очередного «темного» дела. Поскольку мопед на месте, то и уголовное дело возбуждать не стоит.
Но тут необходимо пояснить. В подобных случаях работники прокуратуры, которых хлебом не корми, а дай выявить «оборотня в погонах», иногда прибегали к проверке. То есть, они вызывали потерпевшего и выясняли, действительно ли он нашел именно свою похищенную единицу транспорта.
Поэтому оперативник предупредил. потерпевшего, что в подобном случае тот должен быть крепок и твердо стоять на своем – нашел свое и все.
И надо же, по «закону подлости», именно этот потерпевший стал объектом подобной проверки. Однако будучи вызванным в прокуратуру, он, несмотря на клятвенные обещания, струсил и рассказал о сделке с оперативным работником.
Постановление об отказе в возбуждении уголовного дела было тут же отменено и было возбуждено уголовное дело. «Сыщику» был объявлен строгий выговор, чему он был рад (могло быть и хуже).
По данному же факту он завел розыскное дело, которое получило у него название «Нестойкий».
Когда он пришел к Б. Кононову, который регистрировал подобные дела, Борис Геннадьевич был удивлен таким странным названием и спросил:
– -Почему нестойкий – то? Потому что перед прокурором, не устоял что ли?
На что ушлый сыщик, глядя на начальника кристально честными глазами, ответил:
– Да что Вы, Борис Геннадьевич. Я имел в виду, что не устоял долго у магазина.
Начальник розыска только усмехнулся. Опытный оперативник прекрасно понял истинную подоплеку названия…
Своя рубаха ближе…
Об отношениях сотрудников милиции и прокуратуры всегда писали и говорили много. Надо сказать, что эти службы всегда немного не ладили, мягко говоря, между собой. Это, конечно, стало следствием разности поставленных перед ними задач и необходимостью составления различных, далеко не всегда «умных», отчетов.
Тем не менее, это не мешало всегда в личном плане прекрасно общаться, и я с огромным уважением относился и отношусь к старым работникам прокуратуры и вспоминаю о них с теплотой.
Я помню тот вечер, о котором пойдет речь. Стояла довольно теплая осень конца семидесятых годов.
В тот вечер я находился на дежурстве в оперативной группе и потому, когда дежурный дал команду на выезд, был готов. Согласно поступившему звонку речь шла о совершении убийства где – то в микрорайоне «Гольчиха».
Поскольку на преступления подобного рода обязан был выезжать дежурный сотрудник прокуратуры, мы, вначале, поехали к нему домой, потом намеревались сразу выехать на место происшествия.
Дежуривший в тот день прокурорский работник был человеком не плохим, далеко не глупым и работу свою знал отменно.
Однако по мнению сотрудников милиции, был у него один недостаток, который давал им право достаточно скептически относиться к нему.
Дело в том, что он в спорных ситуациях не любил вставать на сторону милиционеров. Так, если, например, кто – то совершал правонарушение в отношении сотрудников милиции, он заявлял примерно так, что, мол, это ваша работа и ничего страшного, нсли вам нагрубили или оторвали погон, не случилось. Вы, дескать, и получаете зарплату именно за подобные неудобства. Вот потому и было к нему отношение двоякое.
Дождавшись его выхода из дома к машине, группа отправилась по адресу, указанному дежурным. В машине шел непринужденный разговор, или как говорил один из коллег «дежурный треп».
Мы следовали мимо вокзала, когда услышали какие – то крики на привокзальной площади.
Взглянув в окно, мы увидели следующую картину: двое пьяных парней, лет 17—18, пытались наносить удары какому – то крепкому, коренастому мужчине лет 30. Именно пытались, потому, что мужчина держал их обоих за легкие куртки на вытянутых руках и не давал, таким образом, возможности ударить себя, но и сам ударов не наносил. Кричали какие – то находящиеся рядом женщины.
В парнях мы сразу же узнали Долгова и Соломина, поскольку оба состояли на учете в милиции, привлекались к уголовной ответственности, имели условные сроки наказания.