– Кладовщица, с завода, – отвлек от мыслей хриплый голос одного из патрульных.
Опер как-то сразу их и не заметил. Двое молодых суховатых сержанта переминались с ноги на ногу чуть в стороне. Возле женщины средних лет, которая, обхватив голову руками, сидела на корточках и сверлила пустыми глазами грязь под своими ногами. А эти двое над ней словно охраняли её скорбь. Привратники печали.
– Это она её нашла. Мы первые прибыли. Ничего не трогали, – продолжал пояснять хриплый.
Его сухой говор немного взбодрил.
Опер еще раз осмотрелся по сторонам. Более детально или, как самому нравилось думать, подобно настоящему сыщику. Знать бы ещё, кто это? Но ничего нового не заметил. Не всем дано. А многим и не надо – эксперт всё также неспешно рылся в своем чемодане, участковый курил.
Где-то позади, среди этого дыма и утренней пелены тумана послышались шаги. Они приближались, отзываясь легким шебуршанием листвы, и вскоре на месте появился следователь. Прокурорский чин с головы до ног, но в сером цивильном костюме. Недовольство свое он не скрывал, да и как скрыть, масштаб его был столь велик, словно сумма недовольства всех здесь присутствующих, а еще и тех, кто не успел подъехать. Он приблизился к телу, аккуратно обошел его по часовой стрелке. Тяжело, но как-то безучастно вздохнул, и вообще показалось, что мыслями находился не здесь, а там, откуда или от кого его так жестоко и не вовремя дернули на выезд.
– Кто обнаружил? – безадресно поинтересовался чиновник, словно просто выпалив в воздух.
– Вот, женщина, – отрапортовал патрульный и указал, – зав складом на заводе, она у нее в подчинении работает. Точнее работала.
От горьких уточнений кладовщица заплакала. Пустые глаза вмиг наполнились, и слезы побежали по щекам. Так трогательно, по-настоящему.
– Родственница? – поинтересовался участковый.
Женщина покачала головой и сквозь слезы смогла ответить:
– Соседствовали когда-то.
– Ну, все женщина, успокаиваемся, – вмешался следователь.
Видимо, слезы – это последнее, что хотелось ему видеть в это итак уже испорченное утро.
– Опроси её пока.
По-приказному строго и деловито указал он оперу, а эксперту добавил: – Ты со мной.
Оперу, особенно на службе, такая тональность не очень нравилась. Вспомнилось крылатое «служить бы рад, прислуживаться тошно». Но дальше чуть бунтарских воспоминаний это никогда не заходило. Молча переваривалось внутри.
На бланке бегло своим едва различимым подчерком нацарапал её анкетные данные. Пару тройку предложений по существу, как ему субъективно казалось, дел. И сквозь слезы и сожаления узнал от женщины не так уж и много. Впрочем, на что рассчитывал.
Минут через двадцать на месте появился начальник здешней милиции в сопровождении начальника здешнего розыска. Полковник и майор. Оба местные, поизмазанные чернозёмом средней полосы. Оба похожи, как две капли с одного крана. Даже поначалу своей милицейской карьеры опер принимал их за братьев. Если не родных, то вполне близких. Что, конечно, оказалось сущей ерундой. Разные они были. Отличались. Хотя бы звездами на погонах, а это уже не мало.
Появление руководства всех встрепенуло. Пришлось творчески придать усердный вид. Опер поспешил доложиться. Следователь, держась на своем высоком прокурорском уровне, просто – поздороваться. Выразить свое уважение, чего ранее еще ни к кому из присутствующих не оказывал. Закончив все церемониальные процедуры, руководство в лица самого главного поспешило обратно к служебному автомобилю, ожидавшему его где-то на въезде в парк, а начальник розыска остался координировать дальнейшую работу.
Факт убийства несомненно вызывал резонанс. Тем более, в таком маленьком городке и раскрыть его нужно было, как правило, быстро, в течение первых нескольких дней. По горячим следам. Иначе – глухарь. А одно дело, когда глухарь какая-нибудь заезженная кража с приусадебного участка. Другое – когда это убийство. За такое уже никто по головке не погладит. И все это прекрасно понимали. Статистика в их работе вещь непрогнозируемая, но почему-то с каких-то очень давних пор определяющая. Иногда опер задавался вопросами: работают они для людей или для этих цифр в отчетах и картотеках? Старожилы с него посмеивались, они то знали правильный ответ.
– Следов нет. Орудия убийства тоже, – почему-то вслух записывал в протокол осмотра следователь.
Наверно, с намеком сыщикам или просто ёрничая. Этот нерв между разными службами всегда присутствовал. И прокурорские частенько за него дергали. Заигрывали.
– Суд-мед эксперт будет?
Спросил у него начальник, присев возле трупа на корточки.
С видом настоящего детектива с экрана. Видимо, все хотели придать кинематографичность своей работе. Наелись будничной серостью.
– На больничном, – ответил следователь.
Улыбнулся, явно зная нечто большее или, по крайней мере, догадываясь о характере заболевания отсутствующего.
А после, как-то по-философски, добавил:
– Пока ясно только одно, она мертва.
– И то, что эта дыра в голове у нее вряд ли была раньше, – внес глубины майор и поднялся.
Кладовщица, конечно, не сильно разбираясь в перипетиях милицейской работы, снова тяжеленно вздохнула. По-житейски переваривала свою боль. И выдохнула её на всех собравшихся. Словно кислотой обдала. Следователь поморщился, скривился своей недовольной гримасой и тут же постановил:
– Вызывайте труповозку. Пакуйте тело. Везите в морг. Женщину в отдел. Ты все, что надо записал?
Теперь он уставился на опера, так пристально, что тому показалось – вопрос с подвохом, но не раскусив его, просто ответил:
– Да.
– Там я какой-то четкий след ботинка нашел, – как из ниоткуда появился эксперт и поделился информацией, словно внес свою лепту в общее дело, – каблук со звездой. Изымаю?
– Давай, – махнул следователь.
Даже не глядя.
– Так это мой, – чуть замешкавшись вмешался участковый и демонстративно задрал ногу, – Вот.
Все переглянулись. Точно, похожий.
– Я уже гипс развел, – возмутился такой наглости эксперт.
Большое дело сделал. Понятно, обидно.
– Изымай, – рассудил следователь, – для полноты материала. Все равно ни хрена больше нет.
– Обувь хоть не изымите? Жалко, – опустил ногу участковый.
– Понадобиться изымем. И не только обувь, – ёрничал следователь.
– Это как?
– Как надо.
– Кому надо?
– Процессуальному кодексу.
– Какому кодексу?
– Бумажному.
– Тогда лучше не надо.
– Как хочешь. Мое дело – предложить.
– Мое – отказаться.
Как шпагами на дуэли перебросились они колкостями. Даже заулыбались.
– Мужик сказал, мужик сделал, – подытожил участковый.
– Мужик сделал, мужик убрал за собой, – вмешался майор.
Посмеялись, отведя взгляды от кладовщицы. Всё же, у кого-то горе.
– Договорились. Что делаем дальше?
Надоело участковому. Затянулось. Сигареты заканчивались. У опера – тоже.
– Дальше делаем дело, – начальник взглянул на часы и закончил.– Каждый своё, а вместе – общее.
Глава 3
Голова полнилась пустотой. Даже наощупь казалась больше. Немного кружилась. Мутило. И вообще, ощущал себя не с похмелья, а как после тяжелой простуды. Такой, где высокая температура. То жар, то озноб, насморк и жжение в горле. Оперся на кушетку, поднял с пола бутылку воды. На донышке осталось два живительных глотка. Принял их за аспирин. Показалось, жар отступил.
Получилось присесть. Осмотрелся вокруг: пустые канистры, верстак, которым тысячу лет никто не пользовался, несколько больших масляных пятен на черном грязном бетоне под ногами. Пахло сыростью, плесенью. Или теперь это был его запах? Здесь же пустая бутылка водки. От одного её вида снова немного помутнело в глазах и срочно захотелось на свежий воздух. Продышаться, если, конечно, получиться.
Попытался встать, но не вышло. Плюхнулся на пружины раскладушки, и те противным скрежетом подняли по волнам. Едва удерживаемое в равновесии состояние оказалось не готово к качке, и его вырвало. Прямо себе под ноги. Заляпал все: штаны, ботинки, душу. Глядя на последствия, вспомнил, что вчера практически ничего не ел, лишь половину бутерброда. Затем сразу вспомнилась их ссора. Как теперь казалось, наверное, совершенно бессмысленная, но уже произошедшая. Потому оправдываться не хотел, даже перед собой. Думалось, не по-мужски это. Жалко и слабо. Не для него и не про него.