«Мастер говорит: никто не виноват. Да и Эйтр зла не держит. Оба верят, что я чист, ни при чём, случайность. Может, и так… Эйтра жалко вдвойне. Я – сволочь. Ведь никому не рассказал, что велел брату охрометь на холме. Трус».
На столике рядом лежала старая газета, видимо, одна из тех, которые изучал Этчеверрия. Газета называлась «Волшебное слово» и в целом была посвящена науке о колдовстве, в которой молодой человек не понимал ни слова. Но иногда печатали и кое-что, интересное Серым.
Вот сегодня Лиаса заинтересовала одна статья, очень необычная. Автор с восторгом писал о том, как попали впросак гномы из Иргольда. Каким-то образом к ним сумел пробраться мальчишка. И мало того, что почти год прожил у мастеров в подземных пещерах, так ещё и вынес оттуда золото для императора Кумра – сундуков двести-триста. Жёлтые обнаружили лазутчика только тогда, когда и след его простыл уже. Автор впадал в радостный пафос: гномов никто не любил, но чтобы их так вот взял и провёл за нос смертный! Конечно же, газета сочувствовала императору Кумра Круимрару и радовалась, что казна государства увеличилась чуть ли не в два раза после такой операции (мастера добывают особый вид золота, который в два или три раза дороже обычного). Мальчишку-смертного, который оказался способен на такой необычный подвиг, звали Атцель. Он исчез в неизвестном направлении – по слухам, сбежал в Мангольд. Естественно, гномы приговорили его к смерти.
И, самое интересное, этот паренёк тоже был из Гиоса. Статью опубликовали с сильным опозданием – всё это случилось уже несколько лет назад.
«Надо же, как интересно: судя по датам, это мой ровесник». Мысли перекрыл грохот дверей.
«Вернулся», – сообразил Лиас.
Манера хозяина дома открывать двери являлась поводом для зависти всей графской гвардии. Среди этих со временем ожиревших и отупевших «героев» достойным собутыльником считался лишь тот, кто умел «как следует» заявиться в пивнушку. По их мнению, зайти в зал – особое искусство. Простолюдины могут скромно просочиться внутрь, а настоящий, видавший виды боец долбанёт по препятствию так, что добропорядочные (и не только) обыватели от страха выпустят из рук сосуды с пенистым элисом.
Этчеверрия нашёл в этой традиции какой-то одному ему понятный азарт и захотел принять в ней участие – с некоторых пор в хорошем расположении духа он нет-нет, да и шмякал дверьми, пугая соседей и окрестных собак. Безусловно, не без помощи магии (проще говоря, лукавил и хитрил), но тем не менее снискал широкое уважение в кругах местных гвардейцев. Старый волшебник обзавёлся эксклюзивным непередаваемым тембром – что-то вроде предсмертного визга поросёнка. На эту какофонию равнялись все гвардейцы, она была идеалом, символом успеха в жизни… Практическая же польза эпатажа состояла в том, что и повара изучили манеру прихода Этчеверрии и начинали готовить его любимые блюда задолго до заказа.
Пока Лиас размышлял, учитель успел скинуть дорожный плащ, даже не промокший под проливным дождём, и направился в «комнату мальчукового мальчишки», как он называл обиталище «воспитанного воспитанника».
«Мальчишку» волшебник застал сидящим в кресле с Ксенофонтом на руках. Мастер никому не признавался, но кота страшно ревновал и лелеял мысль завести ещё и кошку, которая в отместку ленивому обжоре принципиально не глядела бы в его (котову) сторону, уж Этчеверрия постарался бы!
– Молодой человек, – начал ещё со ступеней Белый, – хочу тебя радостью обрадовать.
Когда хозяин дома вошёл в комнату, Лиас спустил кота на пол, а сам выкатил из угла второе кресло. Маг рассеянно кивнул и, заняв положенный ему «трон», продолжил:
– О чём я? Ах да. 3автра, – он выдержал паузу, – мы едем к твоим родным родственникам.
Он выразительно посмотрел на Лиаса, стоявшего в трёх шагах. Что-то в лице подопечного показалось ему неправильным.
– Не вижу радости. Ты что, не хочешь увидеться с давно невидимыми родными? – голос Этчеверрии приобрёл неодобрительные оттенки.
– Не-а, – сказал Лиас, затем одумался и добавил поспешно: – Конечно, хочу.
– Тогда к чему эта кислая мина?
– Полагаю, мастер, что вы знаете…
– Опять за старое старьё, – Этчеверрия всплеснул руками.
– Ну сколько тебе внушать? Выкинь чушь, которую ты с таким упорством лелеешь, из головы! Иначе, клянусь Кругом, я тебе помогу! И прекрати своё «не-а»! Какими занятиями они только занимаются в твоей занимательной школе? Садись.
Маг повелительно указал на кресло, и оно, метнувшись вперёд, резко подсекло Лиаса. Потеряв равновесие, ученик зашатался и, нелепо подстраиваясь, рухнул на подоспевшую мебель. Виновник происшествия улыбнулся.
– Прости, не хотел причинить тебе неудобства, так неудобно получилось.
Лиас взглянул на учителя исподлобья, недовольно хмуря брови. Этчеверрия перестал улыбаться.
– Послушай меня, я не могу читать мыслей…
– Не-а…
– Не перебивай! Надо запретить тебе слоги «не» и «а» – представляешь, большой смех будет!
У учителя здорово получилось подражание ослиному рёву. Но при этом он потерял нить разговора. Чтобы потянуть время, волшебник по привычке подошёл к коту и погладил любимца.
– Неправда ли, коты и кошки как-то по-котячьи хороши? – заметил владелец кота, кресла и дырявой памяти якобы вскользь.
Лиас не понимал, что от него ждут помощи, и не сводил с учителя огромных покорных голубых глаз.
Пришлось сдаваться.
– Забывчив я стал. Второй раз должен спросить: о чём я речь вёл?
– Вы не умеете читать мои мысли…
– Спасибо. Да, не читаю мысли, но могу различать настроения. И за десять лет, что ты живёшь здесь, не раз пытался разобраться в твоих сложностях. Скажу честно, ничего не получилось.
Лиас рискнул сориентироваться в наболевшем…
– Если вы не умеете проникать смертным в душу, то как можете уверять, что там нет ни капли магии и я не стал причиной той проклятой молнии?
Наставник усмехнулся.
– Видишь ли, если бы ты владел властью, нет, не Силой, но хотя бы ощущением, то не задал бы такого дурацкого вопроса. Понимаешь?
– Не-а.
– Прекрати! – взревел колдун.
Лицо его побагровело, волосы синхронно побелели – признак нерядового волнения…
– Ещё одно «не-а», и вкусишь плетей, клянусь Кругом! Столько лет не могу отучить тебя от этой отвратительной деревенской привычки! Ты мой ученик, а не пастух…
– Простите, мастер… Этчеверрия смягчился.
– Магия мага как воздух: дышишь – не замечаешь, испорти – сразу сообразишь, что кто-то гадко нагадил.
– Да?
– Что «да»?
– А если нос недостаточно чуток? – наивно спросил Лиас и сразу же понял, что допустил ошибку. Губы Белого изогнулись, и кресло с грохотом вылетело из-под зарвавшегося квартиранта.
– Ты позволяешь себе, негодный недомерок, намекать на мою несостоятельность! – ласково зашипел Этчеверрия.
– Не-а, – попытался ответить ученик, но договорить не успел – внезапное падение, и вот он недоуменно трясёт головой, чувствуя, как незримая длань тянет его к стене, где десятилетиями неподвижно висел портрет достопочтенного старца.
– Не-а! – громоподобно заблеял протагонист шедевра, освещённый, словно горящий шар на праздник Круга, яркими злыми лучами, и воздел руки…
– Не-а!
И в тот же миг Лиас ударился о стену.
Тут же потемнело в глазах, и кто знает, что учинил бы разгневанный не на шутку Белый… По счастью, в дело вмешалось провидение. Оно явилосьвобразе вышеупомянутого портрета, который, не выдержав бури страстей, вызванной задетым самолюбием, рухнул, угодив аккурат прямо в темя полуживого ученика.
Империя Кумр
Графство Гиос
Поместье Инвварсена Ильсора
«Тук, цок, цок, цок», – возникли на границе сознания звуки. «Цок, цок, цок, цок…»
Лиас неосторожно пошевелился. Острый приступ боли мгновенно прояснил затуманенный разум. Ученик мага медленно приоткрыл один глаз.